Наталия Никитайская - Вторжение Бурелома

Но чувство юмора у моего посетителя явно отшибло, или никогда и не было. Он зарычал:

- Да перестаньте же трепаться, берите этот камень, берите!..

И тут только до меня дошло, что он возвращает мой камень. Я схватила его и быстро надела цепочку, спрятав камень под лифчик.

- Так это были вы?! - я была изумлена.

- Любопытство! Подлое любопытство! Я понимал, что добровольно вы мне его не продемонстрируете. Понимал также - все-таки Черешков мой пациент как он опасен. Всю ночь изучал заклинания, свои вот придумал: и как видите, не зря!..

- Руки у вас, однако, ловкие!.. - сказала я, не скрывая презрения.

- Пустое!.. Немного тренировок и для бывшего нейрохирурга эта операция становится пустяковой!..

- Да вы, никак, гордитесь!..

- Нет-нет, что вы! Просто рад смертельно, что и на камень посмотрел и понял, кажется, чуть побольше в этом камушке, чем ваш ювелир, глупый парень - и жив, здоров!.. Везение тут налицо...

- Так что же, по-вашему, это за камень?

- Нам, пожалуй, следует сейчас прекратить разговор, собираются ваши девочки, а лишние уши тут не нужны. Но одно могу сказать: не нужен вам этот небесный подарок, верните его, откуда получили - он таит опасность...

И не успела я еще раз открыть рот, чтобы задать следующий вопрос, как мой психиатр исчез из гримерной.

- Ну что, блин, достукалась: уже психиатра Раиска на тебя наслала?..

- Да нет, Вера, у нас с Владимиром Михайловичем свои дела.

- Так тебе и сказали!.. Нельзя же, блин, такой доверчивой быть!

- Ну уж, какой мне быть, - раздражал меня Веркин покровительственный тон, - я как-нибудь сама решу, а ты иди, выпекай блины от меня подальше.

- Ма-аш!.. Я же по-доброму!.. Я же, может, только тебя тут и уважаю...

- Ладно, Вера, мне надо гримироваться.

Я была взбудоражена, тянуло глупо улыбаться и суетиться: боже мой! и люблю! и любима! и камень вернулся!.. А Бурелом-то!.. Он сейчас, наверное, тоже доволен. Не мог же он просто так, не рассчитав хода - как там сказала Мару-ся? - "нетонко" - подарить мне это платье. Должно быть, он удовлетворен моей реакцией. Нервничает, значит, переживает, значит, колеблется, значит, поражение близко - так, скорее всего, должен он размышлять. И я была уверена: именно так и размышляет.

На секунду настроение у меня испортилось: "поражение", "победа" - в чем они? Кто может поручиться, что в некоторых поражениях не могут таиться пути к победе?.. И снова я улыбнулась: отступал же Кутузов аж за Москву, а как потом Наполеон драпал!..

"Ну, блин, Наполеонша!.." - иронически усмехнулась я мысленно. И снова рассуждения мои привели меня к Черешкову: если Владимиру Михайловичу удалось избежать наказания за кражу - куда более дерзкую - моего камня, может, он, то есть Владимир Михайлович, способен и с Черешкова снять проклятие! Очень захотелось в это поверить. И я решила, что уж во всяком случае поговорю на эту тему с психиатром.

"Ну, блин, и вправду свихнулась - в заговоры поверила", - снова взыграла во мне самоирония. Но я понимала, что в данном случае она проснулась некстати: уж слишком много всего случилось со мной, что не оставляло места для прежнего, трезвого и рационального взгляда на суеверия.

Между выходами я позвонила домой. Отец не обрадовался, узнав, что я не буду ночевать дома.

- Па, заеду завтра днем, на полчасика: очень напряженный график, переночую у подруги, здесь неподалеку...

Если бы отец попросил телефон подруги - он делает это на всякий случай, я бы дала Левин телефон, но отец не спросил, как будто что-то угадал по моему голосу.

- У тебя хоть все хорошо? - спросил он. - Сегодня утром мне не понравилось твое настроение...

Еще бы! Если учесть, что утром я еще не полностью отошла от лекарств...

- Да, отец, все хорошо! Все просто замечательно!..

XIII

Если вам приходилось играть в день по две елки, потом участвовать в ночном шоу, а потом еще заниматься любовью со страстным и неутомимым любовником (с любимым человеком!), а потом - в довершение - изворачиваться перед сходящими с ума от тревоги родителями - вы, наверное, поймете, до какого я дошла состояния уже к пятому дню наступившего Нового года.

И тем не менее в первое же крошечное "окошечко" я выбралась на встречу с Владимиром Михайловичем. Не могла не выбраться. Неразрешимой загадкой въелось в меня безнаказанное похищение Владимиром Михайловичем моего волшебного камня - а ведь был Владимир Михайлович таким же обыкновенным человеком, как и Черешков. Выходит, кое-что он все-таки знал. Это раз. Во-вторых, Черешков беспокоил меня - мне хотелось ему помочь, потому что я была счастлива, и хотела всех вокруг себя видеть счастливыми. И Владимир Михайлович, как теперь мне казалось, мог Черешкова спасти. На Алмазного Старика рассчитывать не приходилось, да он и не показывался, хотя - каюсь несколько раз я пыталась мысленно призывать его к себе.