Роберт Силверберг - Другие тени Земли

— Мистер Мюллер! Мне поручено известить вас, что вами просрочен платеж суммы в размере 8005 долларов 97 центов компании “Современные Развлечения Инкорпорейтед”. Мы изучили ваше финансовое положение и обнаружили, что вы неплатежеспособны, поэтому если вы не внесете 395 долларов 61 цент до одиннадцатого числа сего месяца, мы можем счесть необходимым применить к вам конфискационные процедуры. Поэтому советую вам…

— …количестве 11 554 фунта 97 пенсов, подлежащая оплате до 9 августа 2002 года, до сих пор не получена компанией “Путешествия на Луну Инкорпорейтед”. Согласно кредитным законам 1995 года, мы можем прибегнуть к помощи суда с последующим получением постановления об обязательной личной отработке, если только нами не будет получена сумма…

— …пеня за неуплату составляет, как это оговорено в контракте, четыре процента в месяц…

— …обязаны немедленно погасить свою задолженность…

Мюллер уже притерпелся к этому. Роботы не могли дозвониться до него — “Пасифик Телефон энд Телеграф” уже несколько месяцев как отключила его от сети — и только слонялись вокруг, вежливые бледнолицые машины, разрисованные эмблемами корпораций, и мягкими чистыми голосами расписывали ему, как глубоко он увяз в трясине, как быстро громоздятся друг на друга штрафы, и что они собираются с ним сделать, если он немедленно не уплатит все долги.

Попытайся он улизнуть, они просто отправились бы за ним по улицам неутомимым маршем, разнося весть о его беде по всему городу. Поэтому он и не пытался бежать. Но очень скоро их угрозы могли осуществиться.

С ним могли обойтись жестоко. Постановление об обязательной отработке, например, превращало его в раба. Он работал бы на кредитора, получая установленную судом плату, но каждый цент шел бы в погашение долга, и получаемые от хозяина пища, одежда и кров были бы на редкость жалкими. Его могли заставить года два — три выполнять лакейскую работу, от которой отвернулся бы и робот, чтобы получить с него долг. Хуже всего была бы конфискация. В этом случае он мог бы до конца дней своих вкалывать на какую-нибудь компанию, чистя башмаки или гладя сорочки. Решение могло быть и совсем изощренным, и тогда он и его потомки, появись они у него, будут выплачивать определенную часть от среднего дохода, пока долг (со все нарастающими процентами) не будет погашен полностью. Для борьбы с неплательщиками существовали и другие ухищрения.

Он не мог объявить себя банкротом. Правительства штатов и федеральное правительство покончили с законами о банкротстве в 1995 году после так называемой кредитной эпидемии восьмидесятых, когда пошла мода делать долги, а потом сдаваться на милость правосудия. Тихой гавани банкротства больше не существует. Если вы неплатежеспособны, вам так или иначе суждено попасть в лапы своих кредиторов. Единственный путь спасения — махнуть в оазис, местность, где приняты законы, препятствующие выдаче беглецов. Таких оазисов около дюжины, и там можно неплохо устроиться, если только вы научитесь продавать свои способности по высокой цене. Вас ожидает прекрасная житуха, потому что там все строится на оплате наличными. Наличные за все, даже за стрижку. Мюллер считал, что он не пропал бы: он занимается звуковой скульптурой, и его работы всегда пользуются спросом. Ему нужно только несколько тысяч долларов, чтобы купить себе основные инструменты — своих он лишился недели три назад, — и тогда он бы смог снять студию в одном из оазисов, недосягаемый для механических ищеек. Он полагал, что у него еще остался друг, который одолжит ему несколько тысяч. Во имя искусства, так сказать. Если повезет.

Если он безвыездно проживет в оазисе десять лет, то освободится от долгов и выйдет оттуда свободным человеком. Есть только одна загвоздка, совсем маленькая. Если человек попадает в оазис, по возвращении в большой мир он навсегда лишается всех видов кредита. Он не сможет даже взять почтовую кредитную карточку и должен позабыть о банковской ссуде. Мюллер не был уверен, что он смог бы прожить подобным образом, расплачиваясь за каждый пустяк наличными всю свою оставшуюся жизнь. Это было бы весьма тоскливо и затруднительно. Даже хуже: это было бы варварством.

Он сделал на памятной табличке пометку: Позвонить Фреду Монсону и одолжить у него три куска. Взять билет до Каракаса. Купить инструменты.

Жребий брошен… Если только он не передумает до утра.

Он без энтузиазма взглянул на ряд блестящих, построенных сразу же после землетрясения белых домов, спускающихся вдоль крутой улицы, ведущей от Телеграфного Холма к Пристани Фишермана. Они непривычно сверкали в свете солнца. Прекрасный день, подумал Мюллер. Прекрасный день, чтобы поваляться на пляже. Проклятье. Проклятье. Проклятье. Ему скоро стукнет сорок. Он вошел в этот мир в тог черный день, когда президент Джон Кеннеди покинул его. Он рожден в ужасный час и обречен на вечные несчастья. Мюллер поморщился. Подошел к крану и налил стакан воды. Это все, что ему позволено сейчас пить. Снова, в который уже раз он попытался проанализировать, как же ему удалось так запутаться. Задолжать почти миллион! Он с мрачным видом опустился на кровать.