Юрий Никитин - Империя Зла

– В чем же? – поинтересовался я. Стиснул мышцы грудной клетки, заставляя дышать тяжело, с хрипами. Кислород пошел в кровь едва-едва, лицо мое, я чувствовал, побледнело от недостатка крови. На меня начали посматривать уже с опасением. – Дублирование... неэкономично...

Он покачал головой:

– Я тоже так думал. Военное ведомство нас опередило, и когда у вас в Москве наступил час Икс, мы уже были уверены, что наши меднолобые соберут все пряники, как здесь говорят. Но теперь видно, что ваша ссора с Коломийцем была блестяще разыгранной дезой. И когда военные переманили Коломийца сотрудничать, они не знали, что начали работать на вашу разведку...

Мужчина, который сидел рядом с шофером, сказал на очень правильном русском языке, что доступен только иностранцу:

– К счастью, генерал Голдсмит был тем человеком, который настоял на собственной акции. И, как видим, удалось именно ему!.. А самолет с вашим президентом только что достиг заданной точки над Памиром, где его уже ждут наши люди со «стингерами».

Холод ледяной волной прокатился по моему телу. Здесь они нас опередили. Их инструктора во всех группах муджахедов, во всех крупных бандформированиях, как их называют... по-моему, оскорбительно и несправедливо, у них лучшее оружие, а на снаряжение рядового солдата уходит столько средств, сколько у нас на танк средней проходимости.

– Самолет сбит?

Человек, чей выговор был безукоризненнее, чем у преподавателя лингвистики, победно улыбнулся:

– Мы сэкономили вашей стране расходы на пышные похороны. Если от всего самолета и пассажиров остался лоскуток крупнее божьей коровки... будем считать, что еще повезло!

На меня обрушился водопад ледяной воды. Застывшими губами я прошептал:

– Это еще надо было узнать... в какой точке он пересечет Памир!

– Мы знаем, – ответил он коротко.

Машину качнуло, я чувствовал, что меня прижало к человеку, чье тело словно отлито из чугуна, еще горячего после опоки. С той стороны недвижимо, словно часть автомобиля, застыла вторая чугунная тумба, похожая на кнехт, к которому пришвартовывают океанские корабли.

Кто, билось в голове? Кто в самом ближайшем окружении Кречета организовал переворот? Даже я не знал маршрут, по которому самолет Кречета направлялся в Саудовскую Аравию. Правда, я мог бы узнать, стоило бы спросить, но мне не нужно, я не спрашивал, как не спрашивал, наверняка, Коломиец, Усачев или Коган... Впрочем, Коган наверняка спросил, он везде сует нос, но вряд ли проболтался кому-то еще. Банкир и есть банкир, все копит, проценты взыскивает. Яузов?.. Нет, в прошлой попытке сила была на его стороне. Он с нами искренне. Сам Сказбуш? Ему уж точно известен маршрут, даже если бы Кречет и попытался скрыть... Мог еще Мирошниченко... Черногоров...

В виски стрельнуло. Я поморщился, боль была острая, но мгновенная, тут же прошла, зато теперь я видел отчетливо лицо Черногорова, самого лояльного из министров, который никогда не спорил с президентом, если не считать закон о свободной продаже оружия. Но странно было бы, если бы министр МВД не запротестовал! Он знал, что он него ждут протеста, вот и возразил. Возразил вяло, чтобы его легко опровергли. И, смирившись, четко и последовательно проводил линию Кречета. Даже чересчур усердно проводил. Так что оружие начали продавать даже тем, кому уж точно нельзя было продавать. Справки не проверяли, брали даже ксерокопии. Но упрекнуть можно было лишь в излишнем усердии...

Я старый волк, помню, что в борьбе с тоталитарной властью коммунистов было не два пути, как считается: либо смиряться, либо в лагерь, а если повезет, то за рубеж, откуда можно кричать по зарубежному радио, вступая в когорту тех, кто ненавидел не только коммунизм, но и Россию, но был и третий... Войти по трупам во властные структуры, начинать претворять в жизнь решения партии с такими перегибами, что даже правоверные коммунисты начинают морщится, выходить из рядов, вставать в оппозицию, пытаясь восстановить чистоту и честность партийной линии, за что сами попадали в диссиденты...

– Понятно, – прошептал я раздавлено. – Это все Сказбуш...

Справа чугунная тумба не шелохнулась, как и слева, но я словно чуткий пес уловил некое изменение. Воздух не двигался, запах мужского пота, не изгаженный дезодорантами, стоит плотно, я чувствовал их растущее презрение к такому ученому, который не замечает очевидное.

А когда начинают презирать сразу четверо крупных мужчин в наглухо закрытом автомобиле, это заметно и не такому подозрительному зверю, как я.