Джанет Каган - «Если», 2001 № 01

— Как ты можешь заметить, бежать мне остается недолго. Я действительно невероятно устал. Но финиш близок.

— Очень рад, что сказал это ты — не я. Знаешь, как бы это все кончилось, будь мы в современном романе? Или в серьезном художественном фильме?

— Наверное, смертью. С трогательной финальной сценой. Сядь. У меня горят уши.

— Да, с трогательной финальной сценой. Знаешь что? Я бы тебя переиграл. Никакого шума. Никаких фаустианских крушений на небесах, землетрясений, огня из ада. Нет-нет, если бы мы были, к примеру, в любой вашей книге или в фильме, ты бы попросту думал об этой последней сценке. С другой Сьюзи в баре. Возможно, тихонько бормотал бы про себя, оглядывался бы снова и снова, надеясь еще разок ее увидеть. Ты бежал бы прямо к выходу из парка и, не сбавляя скорости, миновал бы последний поворот, Орион висел бы над твоей головой чуть выше, чем прежде, и флаг на поле для гольфа хлопал бы на ветру, подгоняя тебя, а я плясал бы на твоем плече и хохотал. Картинка медленно исчезла — ты бежишь и бежишь вместе со мной — по кругу, вечно. Весьма символическая сцена. Затем тьма и титры… Ничуть не хуже вышло бы в книге.

— Наверняка, — сказал Хансон. — То, что нам требуется.

Он свернул на входную аллею и затрусил мимо фонтана. Там на двух черепахах сидели два ангелочка, а между ними стояла высокая женщина, обнаженная выше пояса, с голубем и уткой. Сплошная бессмыслица. Хансон бежал мимо и, как обычно, пытался себе представить, что бы это могло изображать. Возможно, есть вариант с другим фонтаном, не таким нелепым.

— Ты несчастен, Хансон, — сказал Гермес.

— Ну и что?

— Ты не удовлетворен жизнью.

— Вот я пробежал две мили. А ты столько можешь?

— Ты стал другим. Ты действительно изменился.

— Знаю. Я тебе так и говорил.

— Ты все еще меняешься. Я понял: тебе не хватает определенности. Ты вот-вот еще изменишься, Хансон.

— Так-то оно лучше, — сказал Хансон и остановился на тротуаре, ожидая удобного момента, чтобы перейти улицу.

— Ага, так-то оно лучше, — сердито буркнул Гермес и спрыгнул с плеча Хансона.

Тот обернулся и проводил взглядом крошечного бога, шагающего в темноту Одюбон-парка.

Автор сего документа — типа партийный руководитель нового типа, а потому не балует своих соратников проектами и постановлениями.

Зато каждый акт его нормотворческой деятельности — событие воистину эпохальное: вспомним чеканные строки «Декрета об отмене глагола» («Если» № 9,1997 г.) или судьбоносные решения «Декрета об отмене истории» («Если» № 7,1999 г.). Сегодня журнал озвучивает новый декрет лидера партии национал-лингвистов.

Иногда грамматике надоедает упрощаться, и тогда она отчиняет что-нибудь этакое — на первый взгляд, не вписывающееся ни в одни ворота. Согласитесь, что артикль, т. е. служебное слово, прилагаемое к существительному и придающее ему значение определенности или неопределенности, в русском языке явление неслыханное. Скажи мне кто-нибудь лет десять назад, что такое возможно, я бы поднял его на смех. И тем не менее волей-неволей приходится признать присутствие в современной устной речи стремительно формирующегося неопределенного артикля.

Любители анекдотов, конечно, решат, что в виду имеется общеизвестное мелодичное словцо из ненормативной лексики — и ошибутся. Вопреки фольклору, данное слово никак не может претендовать на роль артикля. Во-первых, оно не прилагается к какому-либо конкретному существительному, а во-вторых, не привносит оттенка определенности или неопределенности.

Зато слово «типа» вполне удовлетворяет вышеперечисленным требованиям и, как мы вскоре убедимся, не только им.

Обратите внимание, сколь естественно сочетается оно с именами существительными, придавая им очаровательную размывчатость:

И. типа друг .

Р. типа друга.

Д. типа другу.

В. типа друга.

Т. типа другом.

П. типа о друге.

Очернители западного толка наверняка попытаются объяснить этот феномен заокеанским влиянием. Естественно, что главным их козырем будет наличие в английском артиклей, а также иноязычное происхождение слова «тип». Да, оно не относится к исконной лексике, что огорчает меня как патриота. Как патриот я бы, конечно, предпочел, чтобы артиклем стало какое-нибудь чисто русское слово («вроде», «якобы», «как бы»). Однако языку видней — ив выборе средств мы ему не указчики.