Павел Вежинов - «Если», 2001 № 08

И вот этот красивый и идеально выверенный план героям надлежит сорвать. Сделать это можно лишь одним способом — нанести удар по главному нервному узлу и мозговому центру плана, то есть по «Алефу». Кто такой «Алеф» — человек, группа людей или просто компьютер, координирующий действия сложной системы, которая вот-вот будет приведена в действие? Узнать это можно, только добравшись до него и уничтожив — либо хотя бы на некоторое время выведя из игры. Ведь даже суточного сбоя хватит, чтобы тщательно проработанный план операции полетел под откос.

До чего знакомый сюжетный ход! Задача выполнена, миссия завершена, остается лишь поставить финальную точку… и в этот момент герои понимают, что предпочли бы сражаться на противоположной стороне. Впрочем, автор припас еще один сюрприз. «Алефом» оказывается девушка — наша соотечественница, иммигрантка из бывшего СССР, гениальный программист и выдающийся специалист по системному анализу. А сам «заговор генералов» — всего лишь информационная модель, искусно запущенная в централизованную компьютерную сеть израильского министерства обороны. И уже затем спровоцированные ею действия породили реальный план войны, в результате чего виртуальная реальность обрела плоть и кровь.

Но зачем же «Алефу» понадобился весь этот дьявольский план, имеющий целью создание Израильской Империи от Средиземного моря до Индийского океана?

А почему бы и нет? Неужели мир, который она пыталась создать, был бы хуже нынешнего? Автор аккуратно подводит нас к этому вопросу — не давая прямого ответа, но и не особо скрывая, на чьей стороне его симпатии. В конце концов, установление единого контроля над ближневосточной нефтью позволило бы новоявленной державе бросить вызов Западной Европе и США, являющимся основными потребителями не только «черного золота», но и большей части всех мировых ресурсов. Не настало ли время восстановить справедливость? Не секрет, что такая идея по душе большинству обитателей «третьего мира» — в том числе и жителям арабских государств Ближнего Востока. Таким образом, Израиль и в самом деле мог бы получить шанс прекратить затяжное противостояние с арабами — с помощью древней мудрости: если не можешь уничтожить врагов, возглавь их.

Автор прекрасно понимает, что сегодня подобные идеи явно или неявно разделяют многие. Очевидно, поэтому он и завершает роман на самом интересном месте, не ответив ни на один из поставленных вопросов. Или это — всего лишь финал очередного пролога, а самое главное — впереди?

Вот уж, воистину, никогда не знаешь, «как слово наше отзовется». Бывает, серьезная, концептуальная статья сопровождается глухим молчанием читателей, а случается, короткая реплика вызывает бурю эмоций. Ну кто бы мог подумать, что несколько строчек Кира Булычева, посвященных пропавшей фотографии Аркадия Стругацкого «в киверах» (см. «Если» № 6, 2001), вызовут столь живой интерес. Библиографы братьев Стругацких и просто поклонники их творчества просят журнал напечатать эту фотографию, если, как предположил Кир Булычев, она действительно сохранилась в архиве Вл. Гакова. Мы обратились к нашему постоянному автору с этой просьбой, и он не просто предоставил фотографию, но и рассказал, как все было.

Вл. Гаков:В году эдак 1975–1976 (точнее уже не вспомню) в Москву прибыл молодой писатель, переводчик и редактор берлинского издательства Эрик Зимон. Ему необходимо было встретиться по делам со своими авторами — Аркадием Стругацким, Киром Булычевым и со мной, тогда начинающим критиком. Встречу назначили на дому у Кира Булычева, который тогда жил в тесноватой квартирке на Мосфильмовской улице, производившей на неподготовленного посетителя впечатление музейного склада: везде валялись старинные кивера, каски, шлемы, кажется, даже кремниевые ружья и кое-какое холодное оружие. Не говоря уж о коллекции орденов и прочих регалиях, слава о коей ходила по всей Москве.

Иностранного гостя и, что существенно, издателя решили встретить достойно, по-русски. Короче, у нас с собою было, кажется, бутылки три хорошего коньяка. Однако гость, несмотря на молодость, в ту пору страдал язвой — и ограничился молочком; а коньяк употребила «принимающая сторона»: два мэтра фантастики и один начинающий критик (в ту пору еще употреблявший). К концу деловой встречи трезвый Эрик, аккуратный и педантичный, как все немцы, изумленно взирал на то, как живут и развлекаются советские фантасты: Аркадий Натанович и я уже успели примерить многие из экспонатов коллекции, а сам хозяин вытащил откуда-то совершенно допотопную фотокамеру-«гармошку» на треноге и, каким-то шестым чувством наводя фокус, фиксировал для потомков это историческое действо… Сейчас это фото постоянно стоит на моем рабочем столе. Глядя на него, я с каждым годом все острее осознаю, что больше никогда не будет таких встреч и таких фотографий: не стало Аркадия, куда-то канул в объединившейся Германии Эрик, да и с Киром Булычевым мы видимся раз в год — на «Сигме». Только фото напоминает, как молоды мы были, несмотря на разницу в возрасте. И как нам тогда интересно жилось, несмотря на китайскую поговорку-проклятье насчет «житья в интересные времена». Век ушел.