Юрий Никитин: Мегамир

Он первым взбежал на гребень россыпи камней. Дальше в десятке шагов начиналась поблескивающая странная местность: крупные слоновьи валуны, кристаллы камней — все сплошь покрытое толстым одеялом водной пленки. А еще дальше — очень медленно, со скоростью песчаных дюн, перемещались горы воды, напоминающие Уральские. Такие же старые, наполовину сглаженные, уже почти не горы.

Саша взбежала следом, обиженно и с недоверием посматривала на Дмитрия. Раньше соратник никогда не намекал, что она женщина. Но и оскорбления в его тоне не было...

Отряд спустился к воде медленно, осторожненько. Водяная пленка медленно двигалась навстречу: но по дороге таяла. Ее всасывало между булыжниками. Земля была пропитана влагой, а еще дальше камни постоянно подрагивали, пошевеливались.

На следующее утро попросил лекарства «от головы» Хомяков, за ним Забелин, Кирилл. Ногтев стал грознее грозовой тучи, не отходил от Кравченко.

— В Большом Мире была чума, — говорил Кравченко успокаивающе, хотя его игривый тон не вязался с побледневшим лицом, — а здесь так... чумка. Справимся.

На всякий случай всех накачали антибиотиками. Кирилл полдня ходил как в тумане, потом боль вернулась. Кравченко снова сделал укол, но боль не ушла, чуть затаилась, покусывала при каждом движении.

Вечером Кравченко сообщил, что не заболели только испытатели, Ногтев и сам он, Кравченко. Естественно, также Чернов и Цветкова, что сидели в лагере.

— Мое мясо старое, — ответил Ногтев с мрачным удовлетворением. — Что за болячка привязалась?

— Возбудитель пока не найден, — ответил Кравченко осторожно. — Но я его найду. Это всего лишь вопрос времени.

Ногтев смолчал. Временем он пока не распоряжался.

Утром с жалобами на озноб явилась Цветкова. Ногтев почернел: болезнь пришла в лагерь!

— Остались мы четверо, — подтвердил Кравченко. — Чернов терпит, не сознается, но все признаки болезни налицо.

— Меня тоже вычеркни, — с усилием признался Ногтев. — Началось, чувствую. Если так пойдет дальше, «Таргитай» придется вести ксерксам.

— Без дипломов не допустим. Аверьян Аверьянович, заболевших надо в анабиоз. Хоть на несколько часов отсрочим, каждая минута на вес... жизни!

— Что-нибудь проясняется?

— В ночной анабиоз впадают Журавлев с десантниками. Я тоже здесь замирал, проверял на себе...

— Понятно, — сказал Ногтев быстро. Он чуть ожил. — Именно вы четверо держитесь на ногах! Правда, Журавлев тоже сдал, но он здоровьем не блещет, к тому же мог получить самую большую дозу...

— Чего?

— Это я у тебя должен спросить. Ладно, всех в ночной анабиоз, кроме меня, понятно.

— Аверьян Аверьянович!

— Не спорь. Я в командовании этим Ноевым ковчегом. К тому же капитан уходит последним.

На следующее утро, это был уже третий день с начала эпидемии, Кравченко ушел за лекарственными травами. С ним отправился для охраны Дмитрий с Бусей на плече и ксерксом на фланге. Вернувшись к вечеру, Кравченко едва волочил ноги, иссох, глаза запали.

— Прошелся по вашим следам до озера, — сообщил он Ногтеву. — Для верности полежал на камнях.

Дмитрий, поймав испепеляющий взгляд начальника экспедиции, развел руками: его дело телячье: наелся — и в хлев. Охрана не обсуждает действия охраняемого.

— Ты ж единственный медик, — сказал Ногтев в ярости. — Дезертирство! На фронте за это к стенке ставили!

Кравченко ответил, едва держась на ногах:

— Я в тупике... За что ни берусь, все не то. А время бежит! Мне стыдно быть здоровым. Какой я врач, если спасаю только себя?

— Дурень, это чистая случайность!

— Лучше бы ее не стало. Врач должен быть с больными. На себе скорее пойму, что нас терзает...

Ночью в анабиоз доктор не лег, утром торчал на солнце. За два дня догнал Забелина, который заболел первым. Но Забелин спал в холодной расщелине, болезнь останавливалась хотя бы на ночь, а Кравченко днем и ночью готовил растворы, экспериментировал. Суставы распухли, а когда все спали, он тихонько стонал.

— Не могу видеть, как мучается, — не выдержал Кирилл. — В анабиоз хотя бы на ночь.

— Не надо, — возразил Ногтев. — Тело мучается, а душа горда... Чист не только перед нами, даже перед собой!

Кирилл смолчал. Он понимал Кравченко, сам из той же касты, но откуда знает такое Ногтев?

Почерневший, терзаемый адским огнем, с безобразно вздутыми суставами, Кравченко мучительно медленно двигался к походной экспресс-лаборатории, искал противоядие, сыворотку. Кирилл пробовал помочь, но только ввязался в спор, когда Кравченко хотел искать в их крови неведомых вирусов или даже клещей, наподобие акаридных, поражающих трахеи пчел.