Георгий Мартынов - Совсем рядом

Больше всего меня удивила одежда этого человека. На нем был очень хорошо сшитый черный костюм, кремового цвета рубашка и черный галстук. На ногах шелковые дорогие носки и лакированные, также черные, полуботинки. На безымянном пальце правой руки, где обычно носят обручальное, я заметил кольцо, но не золотое, а из какого-то синего металла. Таких колец мне не приходилось видеть.

Весь его вид, нарядный, даже изысканный, был совершенно неуместным на пляже. Он подошел бы скорее к театральному залу.

Странный человек сидел рядом со мной на гальке, перемешанной с песком, видимо нисколько не опасаясь за свой праздничный костюм. И смотрел на меня не отрываясь.

А потом НЕОЖИДАННО ОБНЯЛ МЕНЯ, НА МГНОВЕНИЕ ПРИЖАЛ К СЕБЕ, ОТОДВИНУЛ и, продолжая так же пристально смотреть в мое лицо, сказал:

— Так случилось! Здравствуй, мой юный друг!

—Здравствуйте!—ответил я машинально, еще не придя в себя от неожиданности.

— Ты меня не бойся,—сказал он.—Я Друг!

— Почему я должен вас бояться?

— Тем лучше, если так!

Он говорил по-русски чисто, но я понял, что он иностранец. Не из-за акцента, у него не было никакого акцента, а из-за старательности, с которой он произносил каждое слово, заметно отделяя их друг от друга. У него не было немецкого языка, «слитности речи», свойственной людям, говорящим на родном языке. Но наш язык он знал хорошо.

— Кто вы такой? —спросил я.

— А разве я не похож на местного жителя?

— Не похожи. Вы одеты необычно для здешних мест и говорите по-русски как иностранец. И странно себя ведете. Я не понимаю, чего ради вы меня обняли.

— Ты прав,—сказал он.—Мое появление и образ действий должны показаться странными.

— Я не заметил, как вы подошли.

— Я не подходил,—сказал он.

— Это еще более странно. Если вы были здесь, то почему я вас не видел?

— Я не совсем точно выразился. Я был здесь и не здесь. Для тебя я здесь только несколько минут.

— Ничего не понимаю, — сказал я.

Думал ли я в тот момент, что передо мной сумасшедший? Точно помню, не думал. У безумных не бывает таких ясных и умных глаз. Весь его облик внушал доверие и, одновременно, был загадочным. Одежда, иностранный выговор, странные фразы—все было непонятным. У меня мелькнула мысль, что он немецкий шпион, это я помню.

— Раньше ты не мог меня видеть, — пояснил он. — Для тебя я появился здесь как бы из ничего.

— Жаль, что я пропустил этот момент, — сказал я (сам теперь удивляюсь тогдашнему моему спокойствию). —Я смотрел в другую сторону.

— Я начинаю думать,—сказал он,—что мне очень повезло. Ты понимаешь, кто я такой?

— Я же вас спрашивал, кто вы. Значит, не понимаю. Если бы не ваш внешний вид, я мог бы сказать, что вы выходец с того света.

Он не понял смысла моей фразы. Вернее, понял совсем иначе, чем следовало. Об этом свидетельствовал его ответ.

— Поразительно!—сказал он.—Разве у вас были уже посланцы другого мира?

Сейчас, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, любой юноша моих лет сразу бы понял смысл его слов. Но я тогда все еще ничего не понимал. Почему-то я решил, что он шутит.

— Нет, — ответил я, — не были. Но когда-нибудь они должны появиться. Я читал об этом… у Беляева.

Я не помнил, было ли у Беляева хоть одно произведение на тему об обитателях других миров, но мне казалось, что у него такое произведение должно быть.

— Беляев — это ученый? — спросил он.

— Нет, писатель.

— Ты спокойный и выдержанный юноша, — сказал он. — И это очень хорошо. Но если я человек с другой планеты, то разве тебя не удивляет, что я говорю на твоем языке?

— А кто вам сказал, что это меня не удивляет? Наверное, вы у нас не в первый раз.

По этой фразе можно подумать, что я наконец понял, кто он такой. Но это было не так, я по-прежнему ничего не понимал и вел шутливый разговор, ожидая, когда он сам начнет говорить серьезно.

— Да, — ответил он. — Я второй. Двадцать восемь лет назад к вам приходил первый.

— Почему же мы ничего об этом не знаем?

— По двум причинам. Он ни с кем у вас не встретился, потому что попал сюда ночью и пробыл всего несколько минут. А вторая причина в том, что вы могли узнать об этом через двадцать восемь лет.

Только потом, уже в воспоминаниях, я обратил внимание на грамматическую странность этой его фразы. Тогда я удивился только ее прямому смыслу.

— Двадцать восемь и еще двадцать восемь,—сказал я.—Трудно понять, что вы хотите сказать этим.

— Трудно потому, что ты меня вообще не понимаешь. Двадцать восемь лет для нас — это те же двадцать восемь лет для вас, но только не назад, а вперед.