Георгий Мартынов: Совсем рядом

Я понял, что рассказ придется отложить, и принялся помогать домашним. Мое волнение гармонировало с состоянием всех окружающих, и его не заметили. Было решено закопать часть вещей в землю, мы твердо верили, что очень скоро вернемся. Закапывали наиболее ценное, чего нельзя было увезти с собой, в том числе книги моего отца, которыми он очень дорожил. Он сам тщательно завернул каждую книгу в газету, а затем их пачками обертывали вощеной бумагой, клеенкой, чем попало, что могло хоть как-то предохранить от сырости. Правда, мы очень надеялись на сухость крымской земли. Впоследствии эта надежда оправдалась, книги почти не пострадали, хотя им и пришлось пролежать в земле значительно дольше, чем мы рассчитывали. Все это заняло много времени, и мы едва не опоздали на последний катер. В пути у меня не было никакой возможности поделиться с родными теми невероятными событиями, которые я пережил и воспоминания о которых буквально жгли мою память. И только устроившись кое-как на новом месте, перед дальнейшим путем далеко на восток, я выбрал минуту и попросил родителей меня выслушать. Реакция на мой рассказ, кстати говоря, во много раз более сжатый, чем слышали вы, была такой, какую и следовало ожидать. Отец с матерью тревожно переглядывались, и мне было ясно, что у них зародилось подозрение относительно благополучия с моей головой.

Я ожидал этого и заранее предвкушал эффект, когда я покажу им доказательство ясности моего рассудка.

Но увы! «доказательство» исчезло! Куда оно могло деваться? После настойчивых расспросов отец припомнил, что нечто похожее он видел, но в спешке не обратил внимания и использовал, как он думал, по прямому назначению. Итак, единственное и бесценное доказательство оказалось закопанным в крымской земле, и добыть его оттуда можно было только тогда, когда Крым будет освобожден.

Для меня это явилось тяжелым ударом. Мое отчаяние и тот факт, что отец видел «его», несколько успокоили моих родителей, и они если и не полностью мне поверили, то во всяком случае перестали думать, что их сын помешался. Вскоре я был мобилизован в армию и до конца войны находился на фронте, к сожалению, далеко от Крыма. Иначе я как-нибудь да попытался бы достать из земли свое сокровище. Отец умер в эвакуации, мать поселилась после войны в Ленинграде, откуда была родом и где жили все ее родственники. После демобилизации я также переехал в Ленинград и поступил в институт.

В сорок шестом году мать ездила в Крым и с помощью знакомых выкопала из земли наши вещи. Можете себе представить, с каким жадным нетерпением я ожидал ее возвращения. Я помню, как дрожали мои руки, когда я вынимал из свертков книги отца. Но того, что я ждал, что было так необходимо мне, не оказалось. У меня сразу явилось естественное подозрение, что по крайней мере один сверток остался в земле, мать не знала точно, сколько их было. Составив список наличных книг и напрягши память, я убедился, что подозрение основательно, нескольких книг, о которых я помнил, не хватало. Надо было вторично ехать в Крым. Мне не скоро удалось это сделать. Прошло лет пять. За это время я окончил институт и женился. Со временем, воспоминания о пережитом как-то тускнели, блекли и иногда казались мне сном, хотя я никогда не забывал ни единой подробности пережитого.

В пятьдесят втором году мы с женой были в Крыму и я съездил в Коктебель. Место, где мы с отцом закапывали вещи, оказалось на территории разросшегося парка Дома творчества писателей. Администрация Дома не позволила мне производить раскопки, резонно доказывая, что за одиннадцать лет все давно сгнило. Рассказать им все я не решился, все равно никто мне бы не поверил. Да я и сам сомневался в возможности найти сверток. Так я и уехал ни с чем. Как-то в Ленинграде я рассказал мою историю одному археологу, с которым был немного знаком. Его реакция была почти такой же, как и моих родителей, одиннадцать лет назад. Искать другого ученого? У меня пропало такое желание, я упал духом и махнул на все рукой. Этому способствовали семейные несчастья: смерть матери, а затем и жены.

Я почти перестал вспоминать о случившемся. Но в этом году моя память словно пробудилась от спячки, я вспомнил, что близится день, после которого мое доказательство перестанет быть таковым, потеряет всю свою неповторимую ценность. И тут я встретился с вами, с человеком, который имеет какую-то возможность помочь мне. И я решил сделать последнюю попытку. Вот, собственно, и все!»

Даже прослушанный второй раз, его рассказ произвел на меня неизгладимее впечатление.