Алан Нурс - Второе зрение

И тогда я дала ей полный заряд - быстро, на секунду-другую. Не бойся, я ненавижу его, да, но тебе я не причиню зла. Дай мне войти, не сопротивляйся. Мы должны работать, как одна команда.

Это потрясло ее. Она побелела и чуть не грохнулась. Затем она медленно кивнула.

- Понятно, - сказала она. - Это где-то внутри глубоко.

- Правильно. Это не повредит тебе. Я обещаю.

Она снова кивнула:

- Пойдем скорее. Мне кажется, я могу попробовать.

Мы принялись за работу.

Сначала я ничего не видела - так же, как и она. Сначала ничего не было - ни проблеска, ни просвета. Уходя глубже, я нащупала что-то, но только намек, только обещание чего-то сильного, глубокого и скрытого. Но где? В чем ее сила? Где ее слабое место? Я не могла понять.

Мы начали с игральных костей. Грубый способ, конечно, но не хуже других. Кости - не измерительный прибор, но для этого здесь была я. Я была измерительным прибором. Кости были только объектами. Два довольно чувствительных бальзамовых кубика, выпрыгивающие из коробки, преодолевая гравитацию. Сначала я ей показала. Затем, когда кость выпрыгнула, поймала ее и довела до конца. Бери по одному, сначала красный. Поработай с ним, вот так. Теперь попробуй оба. Еще раз, внимательней. Вот теперь хорошо.

Она сидела, не шевелясь. Она старалась; пот выступил у нее на лбу. Эронс нервничал, курил и сжимал кулаки, наблюдая за красным и зеленым кубиками, скакавшими на белом фоне. Лэмбертсон тоже следил, но за девушкой, а не за кубиками.

Это была тяжелая работа. Постепенно она начала схватывать; в ее мозгу что-то забрезжило. Я попыталась это усилить, подтащить к выходу. Похоже на то, будто идешь по колено в грязи - липкой, скользкой, вязкой. Я чувствовала, что она все больше увлекается, и понемногу начала оставлять ее одну.

- Хорошо, - сказала я. - Достаточно.

Она повернулась ко мне с восторгом в глазах:

- У меня... у меня получилось.

Эронс поднялся, тяжело дыша: "Сработало?"

- Сработало. Не очень ясно, но что-то есть. Все, что ей необходимо - это время, помощь и терпение.

- Но ведь сработало! Лэмбертсон! Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что я был прав! Это значит, что другие тоже могут так же, как она! - Он потер руки. - Мы можем устроить здесь рабочую лабораторию и заниматься с тремя-четырьмя одновременно. Это широкий путь, Майкл! Неужели ты не понимаешь, что это значит?

Лэмбертсон кивнул и пристально посмотрел на меня:

- Да, я понимаю.

- Я завтра же займусь приготовлениями.

- Только не завтра. Тебе придется подождать до следующей недели.

- Почему?

- Потому что так хочет Эми, вот почему.

Эронс раздраженно смотрел то на него, то на меня. Наконец он пожал плечами:

- Если вы настаиваете.

- Мы поговорим об этом на следующей неделе, - сказала я. - Я так устала, что даже смотреть на него мне было трудно. Я встала и улыбнулась моей девочке. Бедный ребенок, подумала я. Так довольна и так этому радуется. Ни малейшего понятия, на что ее толкают.

Эронс, разумеется, ей никогда этого не скажет.

Когда они ушли, мы с Лэмбертсоном прогулялись у лагуны. Был тихий прохладный вечер; у берега возились утки. Каждый год утка приходила сюда со своим выводком и подводила утят к воде. Они никак не хотели следовать за ней, и тбгда она сердилась и щелкала клювом, то и дело возвращаясь назад, чтобы подтолкнуть какого-нибудь лентяя.

Мы долго стояли у берега и молчали. Лэмбертсон поцеловал меня. Это был наш первый поцелуй.

- Мы можем сбежать отсюда, - прошептала я ему на ухо. Мы можем сбежать от Эронса, от Центра, от всех - куда глаза глядят.

Он покачал головой:

- Не надо, Эми.

- Мы можем! Я встречусь с доктором Кастером, и он скажет, что все хорошо; я знаю, что он это скажет. Мне больше не нужен будет Центр, и никто мне не будет нужен, кроме тебя!

Он не отвечал. Но я знала, что он и не мог ничего ответить.

Пятница, 26 мая. Вчера мы ездили в Бостон к доктору Кастеру. Кажется, все кончено. Теперь я даже не могу вообразить, что еще можно что-либо сделать.

На следующей неделе приезжает Эронс, и я буду работать с ним по плану, который он разработал. Он считает, что нам предстоят года три работы, прежде чем можно будет что-либо опубликовать, - то есть, когда мы будем уверены в полном развитии пси-потенциала у латентов. Может быть, - мне все равно. Возможно, за эти три года я смогу увлечься, так или наверное, - все равно мне больше ничего не остается. Смогу.

Анатомических нарушений у меня нет - доктор Кастер был прав. Отличные глаза, красивые серые глаза, - говорит он,зрительные и слуховые нервы в полнейшем порядке. Нарушение не здесь. Оно глубже. Так глубоко, что уже ничего не исправишь.