— Господи Иисусе! Что нашло на этого жестяного психа, — спросил Джо, приглаживая торчащие седые волосы и провожая взглядом исчезающий, словно сигнал радара, автомобиль.
Хмурясь, Гаспар зашел внутрь и позвонил в Инкубатор. Ответила няня Бишоп. Но не успел он и слова вымолвить, как девушка перебила его:
— Уже давно пора, бездельник! Дюжина братков требует бумагу. Они вопят, что именно сейчас их посещают наилучшие идеи, а записать негде. Нам немедленно нужны эти рулоны!
— Послушай, Бишоп, у нас большие неприятности. Боссов похитили. Нет смысла гадать, кто следующий на очереди. Зейн Горт, видимо, тронулся. Я хочу, чтобы ты…
— Заткнись, Гаспар! Все это просто треп. Быстро тащи сюда бумагу!
— Правильно! — рявкнул Гаспар, бросая трубку. — И еще кофе…
— Ты будешь вызывать полицию? — напомнил Джо.
— Угомонись!.. — взвыл Гаспар, тем не менее бурный всплеск эмоций все же не освободил его от чувства щемящего отвращения. — Послушай, Джо. Я сейчас пойду в контору мистера Каллингема и поджарю слегка эту мисс Уиллоу. Потом хорошенько все обдумаю. Если буду звонить в полицию, то сделаю это оттуда, а ты охраняй вход. — Писатель вскочил на эскалатор и нажал на кнопку. — Да, Джо, — прибавил он, погрозив пальцем, — чтобы меня никто не беспокоил.
Оказавшись в конторе, Гаспар стал судорожно нажимать на все кнопки, которые обнаружил на столе Каллингема, чтобы закрыть электрозамки. Затем мысленно поаплодировал себе и повернулся к мисс Уиллоу, по-прежнему неподвижно сидевшей с холодным величием.
— Привет, ма, — тепло и многообещающе заявил он. — Мама нашла нового папу.
Однако ничего не произошло. Через пять минут отчаявшийся Гаспар решил, что женокен управляется только голосом Каллингема. Правда, в этом случае ему ничего не светило, поскольку отыскать запись с голосом директора было уже невозможно. Оставалось надеяться, что существует какое-то ключевое слово, которое он еще не назвал. Было бы, конечно, трагедией обнаружить, что женокен просто сломан. Но в следующую минуту писатель с радостью убедился, что это не так. Ее великолепная грудь, имитируя дыхание, регулярно поднималась, фиалковые глаза моргали — он невольно засек — каждые пятьдесят секунд, и она периодически облизывала губы.
Гаспар наклонился над женокеном. Даже вблизи трудно было поверить, что это не настоящая женщина, настолько идеальной казалась кожа с тонкими серебристыми волосками и едва уловимым запахом духов Галакси Нуар. Поколебавшись, он с замиранием сердца начал расстегивать черный жакет.
Где-то глубоко внутри мисс Уиллоу зарычала, как большая и опасная сторожевая собака, дающая первое предупреждение.
Отпрянув, Гаспар столкнул со стола скоросшиватель с бумагами, который отлетел на несколько футов. На нем печатными буквами было написано: «Мисс Т. Уиллоу». Нашарив его среди других разбросанных по полу бумаг, он не нашел внутри ничего, за исключением листка с несколькими нацарапанными на нем строками.
Надпись была такой странной, что Гаспар прочел ее вслух:
На дереве у речки спел маленький мой птенчик:
«Уиллоу, тить-уиллоу, чик-уиллоу!»
А я сказала: «Дики-птичка, зачем сидишь, зачем поешь…»
Мисс Уиллоу стремительно поднялась и пошла прямо на него.
— Привет, дорогой, — замурлыкала она сладким-сладким голоском. — Что сегодня мама может сделать для Дики-птички?
Гаспар сказал.
А как только начали налетать дикие порывы воображения, он стал говорить еще и еще.
Спустя двадцать интересных, предварительных минут они стояли у стола Каллингема среди разбросанных одежд, обвив друг друга руками, причем правая нога мисс Уиллоу оплелась вокруг его левой ноги, пятка к пятке. Впрочем, дело не двигалось дальше страстных поцелуев, ибо спустя секунд десять у Гаспара полностью исчезла потенция.
И писатель точно знал почему. Это был один из тех самых старых и сильных мужских страхов — страх кастрации. Да и как он мог забыть смертельный рык, уже изданный мисс Уиллоу. И хотя плоть ее продолжала разжигать его желание, Гаспар уже подозревал, что не все органы женокена соответствовали человеку по своей форме и положению. И наконец, сквозь аромат Галакси Нуар очень слабо, но все же чувствовался запах машинного масла.
Гаспар вдруг ясно осознал: он никогда не сможет сделать следующий шаг. Это было все равно, что добровольно сунуть правую руку в челюсти скрежещущих зубчатых колес. Может быть, Каллингем и шел на это, благодаря своей вере в машины или из-за гипертрофированного желания непонятной смерти, но Гаспар в отличие от него определенно был на это не способен.
Читать дальше