Если бы Гаспару не приходилось выполнять так много физической работы, он наверняка сам начал бы искать психотерапевта — человека или робота, — ибо его некогда спокойная, живущая по заведенному порядку личность стала вместилищем сплошных углов и зияющих дыр. Он даже подивился тому; какое невероятное у него либидо, если после ежедневных физических наслаждений, вдавливаемых до недавних пор неуемной Элоизой Ибсен, сейчас приходилось покорно выносить девушку, которая только издевалась над ним да ругалась. Но больше всего беспокоило его собственное безумное воображение. Получалось так, что многие годы по вечерам он с удовольствием зачитывался и восхищался словодурью, а теперь способен был выудить из памяти лишь бессмысленный розовый туман вместо захватывающих приключений. Наконец, уже на несколько ином уровне, Гаспар глубоко проникся чувством ответственности к проекту «Яйцеглавы», хотя все больше убеждался в том, что не был достаточно защищен от злобного и жестокого мира, не желавшего бороться по правилам. Кстати, последнее наблюдение принадлежало Зейну Горту, но робот опять почти тут же убежал и оставил на нем всю тяжесть защиты Рокет Хауз и Инкубатора.
Впрочем, вся защита, состоявшая из одолженного пулевого револьвера, от которого у Гаспара весь левый бок был в синяках, скунсового пистолета Джо и кадуцея Попа (пусть даже в нем, как заявлял тот, и была шпага), была сплошным фарсом. И хуже всего было то, что Флэксмен и Каллингем, помешавшись на секретности, ничего не делали для защиты проекта каким-либо иным способом. Гаспар однажды даже обнаружил выброшенную Флэксменом холодящую кровь записку, подписанную неким Гарроте. Тот требовал две тысячи долларов еженедельного отступного и пятьдесят процентов от чистого дохода с проекта, в противном случае грозил нанести по яйцеглавам смертельный удар.
И были бесконечные знамения прочих опасностей. Но ни один из компаньонов и слышать не хотел о том, чтобы позвонить в муниципальную полицию или в любое частное агентство. По их словам, официальное заявление могло разрушить завесу секретности, окружавшую проект. По твердому убеждению Гаспара, ее и так давно не существовало. Правда, успокаивая его, Флэксмен выразился примерно так: «Гаспар, это только мелкие суетливые бизнесмены выплакивают помощь у правительства. Флэксмены всегда боролись с миллионерами!»
Зейн Горт, всегда представлявшийся Гаспару эдаким карманным линкором, безусловно, был бы идеальным главой обороны Рокет Хауз, но он постоянно сачковал. Стальной робот, которого редко кто видел в конторе более десяти минут в день, с ног до головы погряз в какой-то странной таинственной деятельности, не имеющей практически ничего общего с писательским трудом. Встречи с коллегами-физиками, друзьями-инженерами, поездки за пределы Нью-Анджелеса и долгие заседания в домашней мастерской поглощали все его время. Трижды Зейн «заимствовал» Полпинты у няни Бишоп, и в нарушение правил Цуки исчезал с маленьким яйцеглавом на три-четыре часа. Однако где они были и чем занимались, и тот, и другой скрывали.
Зейн даже перестал замечать мисс Блашес, хотя истеричная розовая цензорша вдруг прониклась материнскими чувствами к яйцеглавам, во всяком случае, это так выглядело: она вязала шерстяные накидки пастельных тонов с отверстиями для розеток, «чтобы им было теплее в холодные дни и они не казались такими голыми». Короче, роботесса стала достаточно благоразумной, и Гаспар ежедневно начал давать ей отдельные поручения — например, охрану дверей, — которые не мешали ее вязанию.
И все-таки, не выдержав, Гаспар решил объясниться с Зейном. Писатель как раз дремал на койке Попа Зенгвелла в мужской уборной, когда Зейн неожиданно зашел заменить батареи и смазаться.
— Всего час назад, — говорил Гаспар, наблюдая, как Зейн рассеянно проходится масленкой по всем своим шестидесяти семи смазочным точкам, — я обнаружил коротышку робота с квадратной головой, изъеденного оспинами и окрашенного в коричневый цвет, который что-то вынюхивал внизу. Я выставил его через парадную дверь, но сейчас, должно быть, он пробрался черным ходом.
Зейн обернулся и, поразмыслив, заметил:
— Это, вероятно, мой старый соперник Каин Бринкс. Коричневый лак и оспины — просто неуклюжая попытка замаскироваться. Он, несомненно, замышляет какое-то злодейство. Впрочем, напротив дома, если не обманывает мое рентгеновское зрение, я видел припаркованный мусоровоз, а в нем — кто бы ты думал? — Кленси Гольдфарб. Ну, этот наверняка что-нибудь задумал. И скорее всего, ограбление книжных складов. Они всегда его привлекали.
Читать дальше