Александр Ильин - Как это трудно

Трамвай, жестко погрохатывая на стыках, мчал вперед, вздымая за собой суетливые снежные буруны. В вагоне было холодно, и немногочисленные пассажиры зябко притопывали ногами, кутались в поднятые воротники. Недавние страшные оттепели казались невероятно далекими и почти невозможными. Окна были наглухо задернуты изморозью, и маршрут движения угадывался только по объявлениям водителя.

Трофимов снял перчатку и, меняя пальцы, оттаял на уровне лица глазок размером с трехкопеечную монету, подышал на руку, сунул ее за пазуху и припал глазом к «окну в большой мир».

Трамвай катил по Некрасова: детский сад, кулинария, дом с аркой…Мелькали серые от инея деревья.

«…Следующая Вокзальная, будет видно Дом». Иван Федорович тщательно протер глазок. Чуть погодя показался серый кирпичный пятиэтажник. В правой его части зиял широкий провал, обрамленный черными от копоти уступами стен.

То, что осталось от самолета, уже успели вывезти, а развалины обнесли высоким дощатым забором. И теперь могло показаться, что дом этот стоял так всегда, с самой войны.

«Кто‑то назвал гнилым зубом — похоже… Да, Примакин, напустил ты туману," — подумал Трофимов.

Назвать тот случай ЧП — значит ничего не сказать. Несчастье? Трагедия? Слова…

Половина города в трауре. В шоке — все. Несколько сот человек за два дня. И дети. Много детей. Отравление молочными продуктами. Токсин неизвестной природы. Пока разобрались, закрыли завод, изъяли из магазинов…

Комиссии, следствие, слезы, горе. Догадки, предположения, слухи…

Трофимов почувствовал, что его трясут за плечо, обернулся.

— Милай, глянь‑ка, вокзал там не скоро?

Оставив на время свои мысли, он вновь повернулся к успевшему помутнеть глазку.

— Сейчас гастроном…Вам через одну, бабушка.

…Потом была оттепель. Снег с дождем, раскисшее снежное месиво на дорогах и тротуарах. Грипп. Эпидемия. Обычное дело: промозглая погода, слякоть. Необычное осложнение: резь в глазах, головная боль. Потом потеря зрения, слуха, паралич…И опять траурная статистика.

В садах, школах, училищах карантин. Кто не на работе, все по домам. Минимум общения. Страх. Медперсонал валился с ног от усталости.

Примакина привезли в клинику из городской больницы. Трое суток в реанимации — тяжелое отравле ние газом, попытка самоубийства. Едва пришел в себя, пытался выброситься из окна. В клинику доставлен с четко выраженным парофренным бредом: считал себя злым демоном, причем, как уверял, демоническое начало неподвластно его сознанию и быстро прогрессирует. Абсолютная уверенность в том, что он — единственная причина постигших горожан несчастий, и если его немедленно не ликвидируют, город, а в конце концов и всю Землю ждет еще более страшная участь.

Вскоре похолодало. Все, что успело стать водой, превратилось в лед. Лед на дорогах, лед на тротуарах. Зеркало размером в город. Аварии, падения. Ушибы, переломы, сотрясения мозга. Но это — мелочи. Главное: грипп перестал косить людей. Кончилась эпидемия. Сама по себе, как началась, так и кончилась. Горздрав уже принимал поздравления…

С Примакиным он встречался трижды. Первый раз во время обхода, на следующий день после появления того в клинике.

Мягкий пол, мягкие стены, мягкая обивка на внутренней стороне двери спецпалаты гасили звук настолько, что нормально произносимые слова звучали в ней будто вполголоса. Может быть, потому, что потолок был очень высоким, сидевший на полу, спиной к стене, человек казался мышонком, случайно попавшим на дно этой глубокой квадратной ямы и потерявшим всякую надежду из нее выбраться.

— Вставать, извините, не буду, — сказал тогда он вошедшим, — стыдно. Могли бы хоть трусы оставить. Это во — первых. Во — вторых, на вопросы ваши я отвечать не стану. Чего Ваньку‑то валять? Я псих, вы врачи, ну и лечите. Жалоб не имею. Только прошу об одном: дайте поговорить с главным. Одному. Это очень важно. И очень срочно.

— Хорошо, — ответил Трофимов, — после обхода я зайду к вам.

— Время, время уходит, — скорее простонал, чем проговорил Примакин. — Мало вам жертв? Люди же гибнут…

— Сейчас Иван Федорович занят. У нас обход, его ждут пациенты, — с профессиональной назидательностью пояснил кто‑то, — Он зайдет к вам сразу, как только освободится. Ведь вы же хотите поговорить с ним о важном деле, разговор может затянуться, верно?

— Ой, мороз, мороз, не морозь меня, — пропел им вслед Примакин. Пропел так громко и так неожиданно, что старшая медсестра, которая шла за Трофимовым, вздрогнула и обернулась.