Александр Ильин - Книголюб

Помнится, в тот день я отлично поработал в библиотеке. К двум часам я уже значительно перекрыл свою дневную норму и поэтому решил доставить себе удовольствие — пообедать в ресторане «Детинец». Мне всегда нравился этот небольшой, под старинку кабачок, устроенный в Покровской башне Новгородского кремля. Там всегда можно покушать вкусно, сытно и сравнительно недорого. К тому же находится он в двух шагах от библиотеки.

Вступив после июльского послеполуденного зноя в прохладу каменного полуподвала, я еще некоторое время стоял у винтовой лестницы, пропуская на выход англоговорящую разомлевшую от медовухи группу. Судя по произношению, это были уроженцы запада Англии, где‑то из района Ливерпуля. Их было человек двадцать и все они бережно прижимали к себе пестрые коробочки новгородской юбилейной настойки.

Наконец я поднялся наверх и вошел в зал. Пахло печеным мясом, медовой брагой и еще чем‑то неуловимо знакомым. Последний раз я был здесь достаточно давно и поэтому не мог не заметить некоторых перемен: со столов исчезли подсвечники — зал теперь освещался настенными светильниками, а на официантах вновь появилась униформа, отдаленно напоминающая национальный русский костюм.

На оставленных англичанами столиках высились горки деревянной и керамической посуды. Свободных мест было много. Особенно меня порадовало то, что мое любимое место — в дальнем правом углу зала — оставалось незанятым.

Я пересек зал и направился к столику. За ним, сгорбившись над книгой, сидел сухонький, уже преклонных лет человек с куцей бородкой и страшным грубым шрамом поперек лба. Одет он был, мягко говоря, странно: темная, с высоким, прикрывавшим горло воротником рубаха, поверх которой была натянута какая‑то теплая одежка наподобие зипуна. Под левой рукой у него лежал, насколько я мог судить,

свежий номер «Литературной газеты», правой же он, неотрываясь от книги, рассеяно двигал ложкой в керамическом горшочке со щами.

— Извините, здесь свободно? — спросил я у него, хотя по всему было видно, что это именно так.

Незнакомец покосил на меня глазом, безразлично махнул рукой, дескать, «чего уж там, садись коли пришел…»

Я сел на лавку против него, спиной к залу. Из интереса полистал меню, зная наперед, что закажу как обычно: борщ боярский, который здесь подают непременно с гречневой кашей, мясо посадское и пол- литра медового кваса.

Отметив про себя, что старичок, как видно, отчаянный библиофил раз даже в ресторане не может расстаться с книгой, я попробовал выяснить, что за книгу он читает. В тусклом свете, через стол не просто разобрать строки обращенной к тебе вверх ногами книги. С трудом разобрав слова «войско», «гонец», «страшная битва надвигается», я оставил это занятие, удовлетворенный догадкой, что старик зачитался каким‑то историческим романом.

Минут через двадцать пять я понял, что мне самому следовало бы последовать мудрому примеру моего немного не от мира сего соседа: зачем, вертясь, как на иголках, разглядывать знакомый зал и вытягивать шею в поисках официанта, когда можно спокойно читать, ожидая явления последнего. Конечно, я бы мог попросить у старика «Литературку» и полистать ее, однако в тот день я честно заработал свой отдых, и потому принялся добросовестно разглядывать зал и вытягивать шею…

Три ряда дощатых столиков, высокий черный потолок с подвешенным на цепи металлическим ободом люстры; узкие, бойницами окна; мощные с глубокими нишами стены красного кирпича; деревянная лестница, ведущая на хоры и к банкетному залу — все это было призвано создать иллюзию переноса в прошлое. От этого стереоколонки, ударные и другая аппаратура, установленная на хорах, казались

юз

очень не к месту, вызывая чувство внутреннего дискомфорта.

Мой заказ не впечатлил официантку. Она явно осталась недовольна моим нежеланием пить что‑нибудь крепче медового кваса.

— С вас два пятьдесят шесть, — бросила она на ходу зачитавшемуся клиенту и, удаляясь от нашего столика, проворчала, — гос — споди, скоро телевизор будут сюда приходить смотреть…

Коротая время до ее второго пришествия, я разглядывал настенную «живопись» посетителей. Писали карандашом и шариковой ручкой, царапали кирпич булавкой и заколкой, писали о любви и просто так — в ожидании. И писали действительно живо. Официанты не успевали стирать «культурное наследие» новгородцев и гостей города. А может они уже просто махнули рукой, осознав тщетность борьбы с непреодолимым желанием человека оставить свой след в многовековой истории Господина Великого Новгорода.