Эндрю Оффут - Глаз Эрлика

- Конан, такой путь есть. Он петляет, идя на подъем, сразу за тем прародителем всех валунов. Но тебе лучше не знать о нем и не следовать им.

Конан вопросительно посмотрел на воина, и тогда Арсил с неохотой продолжил объяснения.

- С вершины вот того первого горба видна лощина - ущелье, рассекающее насквозь остальные холмы. Оно сотни лет служило проходом через эти Драконьи горы. И оно выглядит очень соблазнительно. Многие поддавались искушению. Но это ущелье полно призраков или населено... чем-то. За последние десять лет, когда в нем началось твориться неладное, из тех, кто вошел в ущелье, стремясь срезать путь через горы, вышло ровно двое. Оба выбрались оттуда израненными и обезумевшими. Их свели с ума демоны этого ущелья! Один что-то бормотал о нежити, прячущейся в песке, и теперь эту лощину называют Ущельем Песчаной Нежити. А кости всех других, заехавших в нее, лежат там... хотя их скакуны всегда спасаются. Не искушай судьбу, Конан из Киммерии. Двигайся через холмы и держись подальше от ущелья с демонами, потому что оно кратчайший путь в ад.

- И никто не вторгался туда крупными силами? Ты ничего больше о нем не знаешь?

- Борода Тарима! Разве этого мало?

- Да... спасибо тебе, Арсил из Самарры. Мне пора ехать. Придется целый день скакать по этим проклятым холмам!

- Почти целые сутки, - заверил его туранец, кивая. - Но меньше чем в двух днях пути за ними лежит прекрасный большой оазис. Отдохни там и прикинь, как тебе повезло, что ты повстречал нас и избежал того манящего пути в ад! Желаю тебе успешной поимки твоей женщины!

- Она не моя...

- Тогда сделай ее своей, приятель, - пусть лишь на время! - И, развернув коня, Арсил присоединился к своим воинам. Они отправились на север.

Туранцы поехали дальше, решив попробовать вернуть остальное добро, украденное в Самарре. Конан не видел никаких оснований говорить им, что он отошел от Оазиса Смерти на сто шагов и закопал там самое лучшее из содержимого вьюков непокорных верблюдов.

Поднимаясь на первый каменистый холм, его лошади постоянно оскальзывались, спотыкались. Конан счел более удобным спешиться и вести коней в поводу. Спуск на другой стороне оказался не легче, и к тому времени, когда он добрался до узкой долины, разделявшей первый и второй холмы, он уже знал, что непременно свернет в ущелье.

Забравшись в седло, он проехал немного на запад и вступил в длинную, довольно широкую лощину, увиденную им ранее со склона холма. Он, конечно, верил в демонов и духов, но также безоговорочно верил в себя. И он спешил.

Глава 6

ПЕСЧАНОЕ ЧУДОВИЩЕ

Глубокая расселина, по которой ехал Конан, могла быть прорубленной единым ударом меча великана при условии, что клинок будет изогнутым и немного волнистым. Должно быть, это ущелье давным-давно пробили ревущие вспененные воды. Никакая это не долина, а трещина в земле, по которой могло проехать не больше трех всадников в ряд. Гигантские камни серого и коричневого цветов, пронизанные вкраплениями или прожилками красного и охрового цвета, были в три раза выше всадника. Неприступные стены, казалось, угрюмо взирали на одинокого всадника и его двух лошадей. Конан держался левой стороны, пользуясь хоть мизерной, но тенью.

Лошади вели себя беспокойно, нервничали. Самый песок под их осторожно спешащими копытами, казалось, мерцал и перемещался, искря, словно самоцветы. Конан говорил себе, что прерывистые тихие стоны вызывались ветром, свистящим в этой зияющей трещине между нависающими скалами.

Но никакого ветра не чувствовалось. Не было даже ветерка.

Солнце пекло немилосердно. Пока Конан не видел никаких трупов, никаких костей. Его конь заходил в плавно изгибающееся ущелье все дальше. Сам воздух сделался угрожающим, гнетущим.

Крепко держа поводья, чтобы конь не понес, Конан не переставая вертел головой. Твердые, как голубые агаты, глаза горели, глядя то туда, то сюда, стремясь спроецировать взгляд, способный пронзить самый камень, что окружал его.

Он увидел место, где мог бы выйти из ущелья, забравшись на один из холмов. Этот вариант был все еще для него открыт: он уже сократил разрыв между собой и Испараной на много часов.

Солнце, казалось, негодовало за это на киммерийца и стремилось испечь его, как черный хлеб, на пространстве, стиснутом хмурыми скалами.

Стенания стали громче и чаще. Тон их теперь стал выше, и они казались человеческими или, того хуже, сверхчеловеческими. Обреченное создание, стонущее о своем несчастье. Или... угрозы? И каким-то образом набирающие силу, словно подпитываемые его присутствием здесь, в их обнесенных скалами владениях, словно накачиваемые каждым шагом его вторжения.