Ольга Макарова - Б.В.Г

С «дяденькой» было еще семеро человек и один пушистик. Люди обошли трупы, проверив, не остался ли кто в живых, и лишь затем обратили внимание на необыкновенную четверку.

— Пойдем отсюда, — отправив пушку в кобуру, спокойно сказал «дяденька», и дети повиновались.

Опомнились Лён и компания уже у костра, держа по кружке кипятка каждый. Спасители их особо не расспрашивали, хотя расспросить детвору, что они делали в таком гиблом месте и откуда вообще взялись, по всем правилам стоило бы…

«Дяденька» сел с приключенцами рядом и очень миролюбиво к ним обратился (впрочем, по-прежнему оставаясь недосягаемо взрослым):

— Меня зовут Дарий. Друзья зовут Дар. А вас как?

— Я Лён. А это Алла, Нира и Дрейк.

Дар кивнул и отметил про себя, что Лён здесь явно за старшего.

— Ты храбрый парень, — сказал он ему, — если уж решился вести сюда свой отряд.

Лён почувствовал мощный прилив гордости в душе: эта простая фраза подняла его на необыкновенную высоту. Командир отряда… да еще храбрый… да еще не мальчик, а парень…

— Только зачем? — спросил Дар.

— Мы хотели исследовать город, — воспылав доверием, охотно ответил Лён. — Нам рассказывали, каким он был до Войны.

— Хороший был город, — пожал плечами Дар, — я видел… Миха с Клотом попрошу, они вам ответят на все вопросы. Они все помнят.

С этими словами Дар оставил необыкновенную четверку сидеть с разинутыми ртами. Они даже не успели спросить, как это он умудрился увидеть довоенный город, — ведь тогда ему лет должно быть не меньше, чем Александру…

…Лён посмотрел в небо — в синеве плыли разметанные перистые облака, уже вовсе не напоминающие белой ладони…

Время, когда еще можно было бы спросить, ушло… подошли те самые Мих и Клот — уже настоящие взрослые, без всяких необычностей… Про город они рассказывали долго, делясь впечатлениями от, как они выражались, вспомненного. Их история уходила все глубже и глубже в гранит времени — и вот уже ожила эпоха, когда ныне израненные колонны держали на себе крышу прекрасного белого храма, посвященного древним богам…

Закатилось солнце, но и Лён, и трое его друзей давно для себя решили: грев родительский — ничто по сравнению с тем, что открывается им сейчас, с тем, что они могут узнать, если дослушают до конца… И они слушали, слушали, пока их не сморила усталость тяжелого дня…

Они незаметно для себя уснули, пригревшись в куче теплой — на меху — джинсы. Уснули вповалку, как котята.

— Мама, я хотел поговорить с тобой, — тихо произнес Дар и тут же добавил, для всех остальных: — Нет… не уходите, останьтесь…

Рон выжидающе посмотрела на сына. У того на лице отразилось самое несчастное выражение…

— Я не хотел убивать этих… Я пробовал дотянуться до них, образумить… Рая, ты делала так, помнишь, те трое? — Рая кивнула. — И я… в мире отца я сделал то же самое с пятерыми… Но вот до этих… существ… я достучаться не смог!.. Мне кажется, они не люди, мама…

— Я тоже ощутила что-то такое… — медленно произнесла Рон. — Это несоответствие, это… напряжение какое-то… Мне очень знакомо, ведь твой отец тоже не был человеком…

— Зачем ты спрашиваешь, Творец? — резко вмешался Нефью. — Ты сам все знаешь!

— Верно… — выдохнул Дар. И вдруг встрепенулся и сжал кулаки. — Я знаю. Я убил их, потому что они уже были мертвы. Я не достучался до них, потому что уже не до кого было. У них не было души, не было разума — только оболочка. Только тело.

Повисла тяжелая мрачная тишина. И ее вновь нарушил голос Дара, который, казалось, заставлял дрожать воздух…

— Мама… Я знаю, почему ты сравнила с отцом… Тот, кого ты помнишь как Влада — оболочка, всего лишь мертвая оболочка. Отец убил его душу, уничтожил ее, присоединил к своей, и занял тело. Ты чувствовала это, чувствовала!.. — казалось, каждое слово сына отнимает у Рон силы. Она становилась все бледнее, и отражавшийся на лице испуг давно перерос в ужас. — Но был еще один… Тот, кого ты любила. Тот, кто был живым. Человек, в котором боролись две души. Денис. Мой настоящий отец!

Это прозвучало настолько страшно, словно Дар зачитал кому-то смертный приговор… Рон почувствовала, будто в душе что-то с треском ломается, какая-то из основ, заставляя все конструкции проседать и рушиться… У нее все померкло перед глазами — милостливое сознание пыталось увести ее от кошмара, но Рон, дочь времени Закрытых Небес, не станет падать в обморок, как не знавшая войны девчонка.

Рон тяжело опустилась на одно колено и, зажмурившись, закрыла лицо руками.