— Да, Старик прав, это обезьяны, — сказал Командир. — Но обезьяны в облике человека, вот что самое страшное. Это они убили Момо. Если так будет продолжаться, за месяц нас отрежут от столицы. Противник отлично понимает, как важно уничтожить все деревни в полосе между побережьем и болотами, как важно терроризировать и запугать население этой полосы. Если у нас не будет друзей среди болот, наши блестящие планы обречены на провал. Мы уже потеряли Момо. С помощью «стриженых», кто бы они ни были, враг надеется лишить нас поддержки в народе и поднять дух своей армии. Что ж, расчет точен. И прост. К сожалению, слишком прост. Таким же предельно простым должен быть наш ответ. Вот в чем сложность, товарищи, — в простоте.
Командир снова заходил по землянке, и пламя светильника металось вслед за ним. Все как-то сникли, как-то подавленно задумались.
— Но все-таки, — нерешительно подал голос Старик, — кто они, люди или нет?
— Люди, — горько усмехнулся Командир. — Судя по всему, люди. Но хуже автоматов, которые продают воду со льдом в городах. Те хоть можно испортить…
— Но они сделаны из мяса и костей, а не из железа? — допытывался Старик. Ему не ответили. — Если они все-таки люди, не может быть, чтобы на них нельзя было повлиять. Пусть их с детства отняли от отцов и матерей, превратили в животных — не совсем же потеряли они человечий облик…
Комиссар остановил его нетерпеливым жестом руки: не мешай, дескать, думать, Старик. Но Старик, в голову которого втемяшилась эта мысль, решительно встал.
— Каратели убили обоих моих сыновей, — хрипло сказал Старик, и все повернулись к нему. — Я теперь ничей отец. Они — ничьи дети. Почему бы не попробовать? Человек, не связанный через отца и мать с прошлым своей страны, своего народа, — бросовый человек, из него можно сделать какого угодно негодяя. Но если этот человек обретет отца… Растолкуйте мне, все-таки они настоящие люди, не автоматы?
— Что ты замыслил? — спросил Начальник штаба. — Я вижу, ты опять что-то замыслил.
— Нет, нет, ничего не замыслил. Я только подумал: а если попробовать вернуть им детство? Разве не детство творит человека?
— И ты хочешь внушить им, что они родились и выросли в джунглях?
— Я хочу только попробовать… попробовать убедить их, что они обыкновенные хорошие парни… Или вы перестали верить в силу убеждения?
Командир положил на плечо Старика тяжелую руку.
— Вот оно, простое и мудрое решение. Ты прав, Старик, надо попробовать. Иного выхода нет. Болота — наша крепость, но «акулы» могут превратить крепость в мышеловку, и тогда…
— Только придется тебя побрить, — добавил Начальник штаба. — И одеть поприличнее. Не то они сразу растерзают тебя как «повстанца», и слова сказать не успеешь.
…Наутро Старик, совсем непохожий на старика, а похожий скорее на торговца из большого города или на сборщика налогов, готов был двинуться в обратный путь.
— Ну с богом, — сказал Командир, стиснув руку Старика. — Надеемся на тебя. Будь осторожен, Старик, ты нужен нам живой. Все, иди.
Почему-то все молча встали.
По старинному обычаю Старик поклонился на четыре стороны и вышел в рассвет.
Их разместили на окраине столицы, в старинной казарме, бывшей когда-то резиденцией лоринганских императоров. Резиденцию усиленно охраняют солдаты, так что мышь не проскочит; но в этом благословенном городе, в этом просторном здании Айз, Найс, Хэт, Кэт, Дэй, Грей, Дэк, Стек, Дог и Биг чувствуют себя вольготно. После трехъярусных коек и бетонной серости Городка обычная солдатская жизнь кажется им сущим раем, чуть ли не полной свободой. Наконец-то настало их время!
Прохладный предвечерний час. Они только что вернулись из довольно утомительного похода. Час на вертолете, три часа ползком, пять минут — работа, опять три часа ползком и опять час на вертолете. Потом душ, поздний обед из настоящих ароматных бифштексов, душистых плодов и первосортного виски. И вот они лежат на своих койках, немного усталые, разомлевшие, и заняты каждый своим делом; одно только объединяет их в этот час — сигареты; на воле все пристрастились к курению.
Айз тоже курит и смотрит на своих товарищей. Туповатый Биг считает жетоны; здесь им хорошо отваливают, за набег — десять раз по десять жетонов; у каждого полные мешочки желтеньких жетонов; но тратить их некуда, здесь все удовольствия даром; жетоны, вероятно, пригодятся, когда закончится кампания, во всяком случае, так говорят капралы. Биг, старательно шевеля толстыми оттопыренными губами, отсчитывает десять жетонов и ставит палочку на пачке от сигарет; когда набирается десять палочек, он рисует кружок; интересно, что сделает Биг, когда наберется десять кружков?
Читать дальше