Олег Овчинников - Семь грехов радуги

— Достаточно!

— Иной раз по три совка пулек… за ними… выметала… — не сразу останавливается старушка. Смотрит на Пашку с наивным ожиданием во взгляде.

Странно все-таки она себя ведет. Неестественно. Такое ощущение, что во время оно старушка служила партизанкой.

Не то чтобы она увиливала от ответа, напротив, отвечала охотно, даже чересчур, да все не о том. Как будто, опасаясь чего-то, сознательно уводила разговор в сторону.

— Забудьте, пожалуйста, о кружках и секциях! — просьба Пашки больше смахивает на приказ. — В данный момент нас интересует один человек. — Оборачивается к нам с Маришкой: — Еще раз, как он выглядел?

Следуют сбивчивые описания, в которых больше эмоций, чем полезных подробностей.

— Толстый, добрый, лицо как с иконы? — задумчиво повторяет старушка. Изображает сожаление. — Не, такого бы я не забыла.

— Значит, не видели? — из последних сил сдерживая нетерпение, резюмирует Пашка. Правая ладонь на левом запястье — закрывает часы, чтобы не расстраиваться. Тело напоминает перекрученную часовую пружину. Готовность к старту номер один.

Старушка медлит с ответом, решается. Смотрит испытующе: может, сам отстанет?

— Не, — заявляет наконец. — Никогда не видела.

— В таком случае… — неожиданно вступает Маришка. — Почему у вас такое лицо?

— Какое? — в ужасе, уж не знаю, показном или искреннем, всплескивает руками старушка. Всплеск остается незавершенным: ладони тянутся к щекам — потрогать, убедиться, — но останавливаются на полпути.

— Синее! — объявляет Маришка, и в голосе ее я слышу ликование, переходящее в триумф. И злорадство, почти переходящее в мстительность. И еще — капельку — облегчение, природу которого я пойму позже: я не одна такая, мне не показалось, я не сошла с ума…

Старушка в трансе рассматривает свои ладони. Как гипнотизер, который собирался усыпить публику в зале, но по ошибке махнул рукой не в ту сторону. Неверный пасс.

Пашка — в ступоре. Не знаю, чему его там учили наставники «по экономической части», но когда подозреваемый во время допроса синеет… Нет, к такому повороту событий Пал Михалыч явно готов не был.

Только я смотрю на происходящее с любопытством, во все глаза, стараюсь не пропустить ни единой стадии таинственного процесса, который совершенно упустил из виду накануне. Вот как, оказывается, это происходит…

В первый момент вы просто ничего не замечаете. Маришка, молодец, углядела почти самое начало, потому что догадывалась, наверное, ждала, а то и надеялась… Просто кожа на всем теле приобретает едва различимый синеватый оттенок. Не идет синими пятнами, не покрывается синевой сверху-вниз или, допустим, снизу-вверх, как промокашка, на которую капнули чернилами, а просто становится светло-синей — вся, одновременно и равномерно. Потом постепенно темнеет. Это кожа. С волосами все тоньше. Они начинают менять цвет от корней, синева распространяется по ним, как кровь по капиллярам. Последними меняются глаза. Они как будто заливаются подкрашенной жидкостью, белки начинают голубеть от границ к центру, затем радужка приобретает какой-то неопределенный цвет, последними тонут, растворяются в синеве зрачки.

Завораживающее зрелище! Очень увлекает… если, конечно, происходит с кем-то посторонним.

— Гхы… — Пашка издает жалкий горловой звук. — Вы, эт самое, ну, пили чай?

— Чай! — кричит в истерике старушка и выходит из транса. Прямо-таки выбегает…

В Пашке срабатывает инстинкт следователя с приставкой «пре».

— Остановитесь! — кричит он, лихо запрыгивает на сцену и, миновав ее наискось, врубается плечом в маленькую дверь. Поздно! Заперто. Стучит по двери кулаком. — Откройте!

— Уйди-ите! — плаксиво доносится с той стороны. — Христа ради, уйдите! Не пила я никакого чая!..

— Откройте! — в растерянности повторяет Пашка — и только приглушенные всхлипывания в ответ. Оборачивается к нам, медленно бредет к краю сцены. Если бы я с таким видом подходил к краю, допустим, платформы в метро, меня давно бы уже остановила дежурная по станции или какой-нибудь бдительный сотрудник милиции. Пашку останавливать некому, он и сам в некотором роде милиционер.

Но неужели же и у меня вчера вечером на мосту была такая же физиономия?!

— Смотри не грохнись, — предупреждает Маришка, когда Пашка, не заметив, что сцена кончилась, пытается продолжить путь по воздуху. А я протягиваю ему руку, помогаю спуститься, спрашиваю:

— Ну, теперь поверил?

— Ч-чему?