Алекс Паншин - Обряд перехода

Наконец, почувствовав, что теперь уж мы точно находимся вне досягаемости погони, мы решили остановиться. До военного городка, где нас ждало снаряжение Джимми, оставался еще целый день пути, но мы выдохлись окончательно.

Я видела, что Джимми переживал: у него не было ни практики в убийстве людей, ни пороху для этого. В книгах, которые мне доводилось читать, убийство представлялось эдаким забавным действом, а трупы были просто способом учета очков. Но настоящая смерть оказалась другой, и никакому нормальному человеку убийство не может доставить удовольствия. Конечно, кому-то может показаться элегантным навести на человека револьвер, а в плавном нажатии на курок кто-то усмотрит забавное развлечение, но результат останется неизменным... Тот полицейский больше не поднимется на ноги, никогда, и мистер Куцов тоже. Оба они были мертвы - отныне и навсегда. И этот факт терзал нас обоих, Джимми и меня.

Меня всегда занимал вопрос: каково это - быть копьеносцем в чужой драме? Кто такой копьеносец? Это тот, кто стоит в коридоре и, когда мимо проходит Цезарь, вытягивается по стойке "смирно" и стукает копьем об пол. Копьеносец безымянный персонаж, закалываемый героем, когда он рвется вперед, чтобы спасти попавшую в беду героиню; это персонаж, вставляемый в произведение в качестве половой тряпки - вытер и выбросил. Копьеносец никогда не "качает права", отбрасывая в сторону копье и заявляя: "Я ухожу в отставку. Я не хочу, чтобы меня использовали". Они и существуют для того, чтобы их использовали, они обречены быть мелким препятствием на пути главного героя. Беда, однако, в том, что каждый из нас сам для себя главный герой, живущий в мире копьеносцев. Мы не испытываем никакой радости, когда нас используют и отбрасывают другие, мнящие себя подлинными героями. Но той несчастной и ненастной ночью я поняла, что то, как используют и отбрасывают других людей, мне не нравится тоже.

Мистер Куцов для полицейского был именно копьеносцем, который в неподходящий момент стал отстаивать свои права и потому подлежал ликвидации. Но неожиданно для себя полицейский вдруг оказался разжалованным из героев, и пьеса, в которой он так замечательно играл свою роль, кончилась...

Я не винила Джимми. Будь я тогда в состоянии действовать, я сделала бы то же самое - просто для того, чтобы остаться в живых. И Джимми не видел в полицейском копьеносца. Он всегда был более гуманным, более открытым человеком, чем я, и ему было тяжело стрелять в человека. Признаюсь, в моих глазах полицейский был скорее именно копьеносцем. Но тем не менее обе смерти на меня очень сильно подействовали.

Будь это реально, я предложила бы вот что: любого человека должен убивать только тот, у кого есть очень веские причины для совершения этого акта. Ничья смерть не может быть просто плевком. Смерть - слишком серьезная вещь, слишком сильно она действует на душу того, кто совершает убийство, пусть даже вынужденно.

Наконец мы разбили лагерь и, как могли, позаботились о лошадях, укрыв их под кронами каких-то деревьев. Установили на ровном месте палатку, Джимми принес седла, сумки и спальный мешок, и когда мы рассовали вещи по углам, места в палатке осталось как раз на этот самый спальный мешок. Дождь выбивал по палатке барабанную дробь, ветер завывал на всех нотах. Мы не гасили в палатке свет, пока не стащили с себя всю мокрую насквозь одежду. Раздеваться было неудобно, места не хватало, а холодное седло - не самая приятная штука, чтобы садиться на него голым задом. Джимми оказался волосатым, чего я совсем не ожидала. Но в конце концов мы умудрились развесить одежду на просушку, выключили свет и забрались в спальный мешок.

Дрожа от холода, я обняла Джимми, прижавшись к нему всем телом. У него были удивительно твердые мышцы. Это почему-то успокаивало, а я как раз нуждалась в утешении. Впрочем, он, кажется, тоже.

- Знаешь, я больше не сержусь на тебя, - сказала я, коснувшись ладонью его щеки.

- Ага, - ответил он. - Я и не думал, что ты злишься. Но ты все равно извини меня. Я должен принимать тебя такой, какая ты есть, даже если ты глупости говоришь... Ты же ничего не можешь поделать со своими убеждениями...

Он нежно поцеловал меня, и я ответила на поцелуй.

- Я рад, что ты меня нашла, - сказал Джимми. Он провел ладонью мне по спине и плечам. Я вздрогнула.

- Тебе холодно? - спросил он.

- Нет. Ты ждал, что я приду?

- Я надеялся. И я рад, что ты пришла. И что пришла именно ты.

Он подвинулся и положил руку мне на грудь, а я прижала ее своей.