Алекс Паншин - Обряд перехода

- Хелло...

- Я вернулся, - сказал он. - И прочел записку.

- Почему же вы вернулись?

- Знаешь, мне показалось, что это нехорошо - оставлять тебя здесь одну, на произвол судьбы, - печально проговорил мистер Куцов. - Мне жаль, что я недооценил тебя. Тот, другой ребенок, он тоже с Корабля?

- Вы не сердитесь на меня?

Он медленно покачал головой.

- Нет, я не сержусь. Я понимаю. Я и не мог удержать тебя. Я думал, что смогу, но я - просто глупый старый чудак.

Я вдруг разревелась. Никак было не остановиться, слезы катились по моему лицу градом.

- Простите, - лепетала я, - простите меня...

- Видишь, - сказал мистер Куцов, - ты даже говоришь уже по-своему, все мои уроки пропали...

В этот момент в передней раздался сигнал, удар молотка. Мистер Куцов подошел к двери, открыл - в проеме стоял полицейский в зеленой форме, лицо его в свете свечи отливало желтизной.

- Даниэль Куцов? - спросил он.

Инстинктивно отпрянув назад, я вытерла лицо рукавом. Полицейский, шагнув через порог, сказал ровным голосом:

- У меня ордер на ваш арест.

Я в страхе следила за ними обоими. Мистер Куцов, казалось, забыл о моем присутствии. У полицейского было молодое суровое лицо, и ничем, кроме формы, он не походил на сержанта Робардса. Робардс был добрым человеком, но в этом типе никакой доброты не было и в помине.

- Снова в тюрьму? За мою книгу? - Мистер Куцов покачал головой. - Ну уж нет.

- Книга здесь ни при чем, Куцов. Я ничего о ней не знаю. Это превентивный арест всех диссидентов по приказу Губернатора Морея. Известно, что вы являетесь антиредемпционистом. Идемте, Куцов. -Полицейский протянул руку и схватил мистера Куцова за плечо.

Старик вырвался.

- Нет. Я не пойду опять в тюрьму. Выступать против глупости - это не преступление. Я никуда не пойду.

- Вы пойдете со мной, нравится вам это или нет, - сказал полицейский. - Вы арестованы.

Мистер Куцов был всего на несколько лет младше моего отца, но по здешним меркам он был глубоким стариком. И я подозревала, что разум у него уже не так ясен, как когда-то, сказывался возраст. Отступив на пару шагов, старик проговорил дрожащим от гнева голосом:

- Вот из моего дома!

Полицейский сделал еще один шаг. Словно завороженная, я стояла как столб, не в состоянии ни говорить, ни двигаться. Я могла только следить за происходящим. Такое со мной происходило впервые, и я поняла, что должна была испытывать Зена Эндрюс там, на лестнице между уровнями. Правда, мною владел не один лишь страх. Просто события, выйдя вдруг из-под контроля, понеслись мимо вскачь - ты словно тщетно ждешь, когда остановится бешеная карусель, хочешь соскочить с нее, но никак не можешь отважиться на прыжок...

Полицейский вытащил из кобуры пистолет.

- Вы пойдете со мной, или я вынужден буду стрелять.

И мистер Куцов ударил полицейского в лицо. Конечно, тот ответил, и если бы старик упал сразу, этим бы все и кончилось, но он не упал и получил еще удар, еще, еще... И только потом он упал.

Должно быть, я закричала, хотя я этого не помню. (Джимми потом уверял, что я кричала, именно поэтому он и вошел в дом.) Но во всяком случае, полицейский отвлекся от мистера Куцова и уставился на меня в упор. Этот взгляд я никогда не забуду. Потом он поднял пистолет, рукояткой которого только что бил мистера Куцова, и направил на меня.

Что-то трижды щелкнуло за моей спиной; полицейский с минуту постоял, сохраняя равновесие, затем сила воли, державшая его на ногах, ослабла, и он рухнул, так и не выстрелив из своего пистолета. Еще секунду назад он мог отнять у меня жизнь; сейчас он был мертв.

Я переступила через труп, даже не взглянув на него, и склонилась над мистером Куцовым. Глаза старика открылись, и он посмотрел на меня. Держа его голову, я снова заплакала без остановки.

- Простите... - бормотала я, - простите...

Он улыбнулся и слабо, но отчетливо произнес:

- Все в порядке, Наташа.

Он закрыл глаза, словно страшно устал. И умер.

Через минуту Джимми коснулся моей руки. Я подняла взгляд. Лицо его было бледно.

- Ничего нельзя сделать, Миа, - сказал он. - Давай уходить, пока можно.

Он задул свечу. Мы сели на лошадей, а дождь все продолжал лить.

Много часов мы скакали на север сквозь ночь и дождь. Сначала мы придерживались дороги, но когда начался подъем и местность стала пересеченной, съехали с нее и стали медленно прокладывать путь через холмы и лес. Это было тяжелое путешествие. Дождь лил не переставая, мы промокли до костей. Часто нам приходилось спешиваться и вести лошадей через мокрый и жесткий кустарник, нещадно хлеставший и царапавший ноги. Ледяной ветер визгливо выл на одной ноте в кронах деревьев, швыряясь сорванными ветками. Единственное, что радовало: при таком дожде преследовать нас было почти невозможно. Впрочем, если учесть характер местности, это было бы трудно и в хорошую погоду.