Игорь Подколзин - Когда засмеется сфинкс

— Вот уж наоборот: старикам тяжелее найти работу. С одной стороны, да, у них меньше сил, но с другой — молодой работник политически опаснее, он острее переживает крушение надежд, да и терять ему нечего — у него еще нет семьи, о которой надо заботиться. Вот и натравливается молодежь на стариков — они-де заслоняют путь к станку, конторе, лаборатории. Пусть между собой грызутся, лишь бы не лезли в политику.

— Ну а хиппи или, как они там, йиппи? — допытывался Фрэнк.

— Это совсем другое. Их очень много: раггары — в Швеции, блузоннуары — во Франции, ронеры, троги, шоды и панки — в Англии, битники, тенэфкеры, хиппи и йиппи — везде, босодзуку — в Японии и многие, многие прочие. Они похожи и непохожи. Носят определенную униформу, рядятся в рубище или вообще готовы щеголять голышом. И в то же время у них, казалось бы, есть общее — они протестуют. Но как? Протест этот юродствующий, он может завести лишь в социальный и моральный тупик. А подчас они-то становятся не только жертвами, но и орудием в руках хозяев. Ты читал Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»?

— Да, правда, давно, лет пять назад. А почему тебя интересует? — удивился Фрэнк.

— Хочу привести небольшую иллюстрацию, хотя на самом деле все не так просто. Помнишь, там в одном месте несколько горожан обиделись на управителя, который не выдал им обещанных и вполне заслуженных штанов, и в знак протеста перестали стричься и сморкаться?

— Помню, — засмеялся Фрэнк, — что-то подобное встречалось.

— И не вызвало никаких аналогий? — улыбнулся Стив. — Или ассоциаций?

— Не-ет. Просто позабавило.

— А мне этот эпизод напоминает наших хиппи, их внешнюю суть возмущения — уродливый протест.

— Точно, — захохотал Фрэнк. — Они ведь тоже не стригутся.

— Вот видишь, получается, и здесь наши бунтари неоригинальны, задолго до них нашлись грамотеи, действующие по детскому принципу: «Не пустишь, мама, в кино — обедать не буду, не исполнишь обещание — стану ходить сопливым и волосатым». А то, как японские босодзуку, которые огорчились, что не попали в университет, оседлали мощные мотоциклы, стали безобразничать и давить ни в чем не повинных обывателей. Как бы ты поступил на месте тех, против кого направлен этот вызов?

— Да сказал бы что-нибудь вроде: ну и ходи грязным да лохматым, а будешь нарушать закон — попадешь за решетку.

— Именно так и делает общество. А что касается ужасающихся «не той молодежью» мещан, то и это хорошо — пусть, убоявшись разгула, ратуют за крепкую власть. Лучше, пардон, сопли и патлы, чем листовки и баррикады. Пусть порнография, наркомания, пьянство, оргии, бешеные авто- и мотогонки, а не политическая борьба. История не знает случая, чтобы союз пьяниц, развратников и наркоманов свергал существующий строй. Если хочешь — они вредят общему делу, может быть, и не желая того, хотя я в этом сомневаюсь — уж кто-кто, а главари и пророки прекрасно понимают, на чью мельницу льют воду. Недаром те же йиппи заявляют: молодежное движение-де разрывает классовые связи. Хотите голышом бегать — ради бога, волосы до пят — будьте любезны, но ни боже сомкнуться с рабочим классом — в ход пойдут дубинки, пожарные шланги и бомбы со слезоточивым газом. И нового в этом ничего нет. Все уже было, было и было, лишь в разных вариантах.

— И даже до Гаргантюа и Пантагрюэля?

— Разумеется. Если не ошибаюсь, впервые об этом — во всяком случае, слегка похожем — упоминается еще в IV или III веках до нашей эры.

— До нашей эры-ы? — усомнился Фрэнк, с восхищением глядя на Стива.

— Конечно.

— Где же это случилось?

— В Древнем Китае жил мыслитель по имени Чжуан Чжоу, парадоксалист. Он едко высмеивал рационалистическую этику Конфуция. Тщедушный, жидкоусый и желчный старичок стремился постигнуть диалектическое тождество истины и иллюзии, добра и зла, морали и аморальности. Его идеал — отказ от вмешательства в установленный природой распорядок бытия. Он олицетворял эдакий образ юродивого чудака-мудреца, который попирал общепризнанные нормы поведения, насмехался над претензиями государства к человеку и облекал мудрость в нарочито причудливые внешние формы.

— Да, сходство, пожалуй, есть, — неуверенно согласился Фрэнк.

— Но есть и существенная разница. Чжуан Чжоу облекал в рубище мудрость, а твои битники и иже с ними — по меньшей мере глупость и пошлость.

— Это почему же они мои?

— Извини, наши общие.

— То, что ты рассказал, в университете преподают?

— Не совсем. Человек должен стремиться как можно больше познать. А для этого, мне кажется, самый простой и дешевый способ — читать побольше. Ведь, как ни банально, а именно в книгах собрана вся мудрость со времен потопа, а то и раньше…