Игорь Подколзин - Когда засмеется сфинкс

— Закуривай, египетские, по доллару пачка.

— Я же говорил тебе, не курю. — Фрэнк отвел пачку. — Кашляю я от них, в горле першит.

— Что так, легкие слабые?

— Пока нет, просто не нравится.

— Ну-ну, вольному воля. — Он сунул сигарету в рот и зажег спичку. — Я смотрю, не очень тебе по нутру то, что мы делаем? А?

— А ты как думаешь? — вопросом ответил Фрэнк.

— Конечно, нет. Хотя тебе первому сказал об этом, нравишься ты мне. Правда, не могу точно определить, чем, но скорее всего вот этим самым.

— Чем же?

— А тем, что не только воровать не умеешь, но вроде бы стыдишься, стесняешься, что ли, верно?

— Верно, — потупившись, кивнул Фрэнк. — Жалко их: вдруг это последние деньги, отложенные на черный день или еще на что, о чем человек мечтал всю жизнь, работал с утра до ночи, недоедал куска хлеба, экономил, отрывал у детей.

— Кого же это тебе жалко? — прищурился Косой.

— Да хоть того толстяка, у которого мы… взяли бумажник, у него ведь семья, наверное, большая, маленькие детишки.

— Ты хотел сказать — украли, так?

— Ну украли, — промямлил Фрэнк. — Какая разница.

— А мне не жалко, — произнес Косой жестко. — Совсем не жалко, ну ни на столечко, этого типа, лопающегося от жира и виски.

— Ты его знаешь?

— Еще бы. — Косой выдохнул вверх струйку дыма. — Не только знаю, но и рисковал, когда к нему лез. Если бы он меня засек, несдобровать бы.

— Он связан с полицией? Сыщик? — Фрэнк вытаращил глаза. — И ты все-таки к нему полез. Ну даешь.

— С полицией? — Косой весело захохотал. — Нет, это один из тех, кому платит Дылда. И над ним есть боссы, как он над нами, вот туда и идет определенный процент с выручки, а если он им не потрафит, те тоже чикаться не будут.

В противоположном углу начавшаяся бранью ссора перешла в драку. Кто-то застонал и грязно выругался. Послышался звон разбитого стекла. Глухие удары, словно чем-то тяжелым били по мешкам с мукой. На пол полетела посуда. Тонко заверещала женщина. Здоровенный детина с искаженным от злобы лицом, выделывая ногами кренделя, выскочил на середину, размахивая над головой бутылкой.

— Рвем-ка когти отсюда, да поживей. — Косой взял со стола сигареты и спички. — Пойдем, а то нагрянут фараоны, хлопот не оберешься.

Они выбежали из кафе и той же дорогой, как пришли, направились к пляжу.

Косой привел Фрэнка к небольшой бухточке, сплошь закрытой с берега плотным, как стена, колючим кустарником, перевитым длинными мохнатыми плетями плюща. Там, где плескалось море, на берегу, словно выброшенные прибоем касатки, темнели перевернутые вверх просмоленным днищем лодки.

Они уселись на песок, пахнущий водорослями и нагретой солнцем галькой.

— Здесь, на воздухе, и отдохнем до рассвета, — сказал Косой. — Располагайся. Сюда ночью никто не придет — боятся. Если не привык спать на земле, у меня вон там, — он показал рукой в сторону зарослей, — припрятана кипа газет, можешь подстелить.

— Ничего, сойдет, я непривередливый.

В черном небе мигали звезды. Где-то далеко в море перекликались гудками суда.

Они улеглись на самом берегу и стали смотреть, как на коричневый мокрый песок, шелестя, набегают пологие волны.

— А ты не хотел бы уйти от Дылды, бросить все это? — приподнявшись на локтях, спросил Фрэнк.

— Куда уходить-то? — уныло буркнул Косой. — Я бы никогда не приполз к нему, если бы было куда податься, не от хорошей жизни прибился. Подожду до конца лета, а там, может быть, повезет с работой — втихаря навожу справки, по пока ничего не светит. Ты бы поехал со мной?

— Конечно, — с готовностью почти выкрикнул Фрэнк. — Не задумываясь. Ты надежный парень. Кстати, как тебя звать?

— Не столь важно. Когда вырвемся на волю, скажу, а в этом болоте зови просто Косой, зачем без толку имя трепать.

— А вот если бы все было хорошо, кем бы ты хотел стать, когда вырастешь, ну, чем заниматься, что ли? — Фрэнк, подперев ладонями подбородок, выжидательно посмотрел на Косого.

— Чего зря загадывать, душу бередить, прежде чем вырастешь — в тюрьме сгниешь.

— Ну а все-таки? — настаивал Фрэнк. — Допустим, все хорошо и от тебя зависит, кем стать.

— Полицейским, пожалуй.

— Ты? Полицейским? Вот уж не ожидал, ты же вроде к ним любви не испытываешь?

— А я не из-за любви, а из-за злобы к разной сволочи и подонкам, паразитам, кровь из людей сосущим. Ох и поплясали бы они у меня, уж ни один бы от тюряги не отвертелся, уж меня-то бы они деньгами не умаслили. Ладно, хватит болтать, спать пора, набегался я за последние дни, аж ноги гудят.