Фредерик Пол - Джем

— Эй, Мэгги,— беспокойно сказал он.— Идем.

Он внезапно понял, что жандармы не улыбаются больше, и вспомнил, правда, немного поздно, что вся городская полиция прошла краткосрочные курсы иностранных языков. Все-таки в городе проходила крупная международная конференция, а жандармы должны быть на высоте.

Все, что можно сказать об Ане Димитровой, вряд ли нужно говорить, потому что это было очевидно с первого взгляда. Нежная восторженная девушка, способная любить и внушить любовь. Иногда ее мучили жесточайшие головные боли, и тогда она была раздражена, теряла ориентацию, боль буквально ослепляла ее. Но она старалась переносить такие приступы в одиночестве, не причиняя никому беспокойства.

Она встала рано, как и рассчитывала, пробралась на кухню, чтобы сварить кофе своими руками. Никакого суррогата для Ахмеда! Когда она принесла ему кофе, он поднял эти длинные, разбивающие сердце ресницы и улыбнулся ей. Легкие морщинки побежали вокруг его темно-коричневых глаз.

— Ты слишком добра ко мне, Нан,— сказал он на урду. Она поставила чашку возле него и опустилась на колени, чтобы потереться своей щекой о его лицо. Ахмед не признавал поцелуев, за исключением таких обстоятельств, каких она, хоть и испытывала при этом необычайное наслаждение, не хотела включать в свои теперешние планы.

— Вставай и быстро одевайся,— сказала она.— Я хочу показать тебе свое доброе чудовище.

— Чудовище?

— Ты увидишь.— Она выскользнула из его объятий и направилась под душ. Там она долго стояла под струей горячей воды. Сегодня ни в коем случае нельзя допустить головной боли.

Позже, когда она уже сушила волосы полотенцем, тихо подошел Ахмед и пробежал пальцами по узкому прямому шраму на голове.

— Милая Нан,— сказал он.— Столько выдержать, чтобы изучить урду. Я выучил его без такой операции.

Да, эта операция и принесла ей жуткие головные боли. Она на мгновение прижалась к нему, затем завернулась в полотенцу и улыбнулась.

— Сейчас у нас нет времени для ласк, если мы хотим увидеть чудовище в утреннем свете. Кроме того, я сделала операцию на мозге не только для того, чтобы изучить языки. Это помогло мне стать хорошей переводчицей.

— Мы в Пакистане такого не делаем,— сказал он.

Нан вышла из ванной и, занимаясь своими делами, прислушивалась к кряхтенью и возгласам Ахмеда, который плескался под струей холодной воды. Нан серьезно думала об Ахмеде. Она была практичным человеком. Она не задумываясь пожертвовала бы материальными выгодами ради принципа или чувства, но при этом она хотела бы знать, ради чего жертвует, каковы ставки. А сейчас ставка была достаточно высока — ее любовь к Ахмеду. Болгария, как и Советский Союз, была одной из стран, экспортирующих продовольствие и лояльно относящихся к отсталым народам стран Блока Народов. И тем не менее, политические проблемы существовали и между ними. Нан и Ахмед редко могли видеться друг с другом, и единственный выход был в том, чтобы или ей или ему переменить гражданство. И Нан знала, что Ахмед не пойдет на это.

Насколько глубоко она хочет связать свою жизнь с милым пакистанцем? Сможет ли она жить в переполненных сонных городах Блока Народов? Она видела их. Они достаточно красивые. Но пища в основном растительная, полное отсутствие личных машин, замкнутость, погруженность в себя людей... Хочет ли она этого? Там приятно быть в гостях. Месяц, два... Но вся жизнь?..

Она быстро оделась, так ничего и не решив. Часть ее мозга контролировала ее действия, другая часть обдумывала планы на сегодняшний день конференции. Все-таки операция по расщеплению мозга прекрасная вещь. Она сильно расширяет функциональные возможности человека. Однако даже ее расщепленного мозга сейчас не хватало на мысли об Ахмеде. Она быстро прибрала постель, вымыла и убрала посуду и буквально вытащила Ахмеда за дверь.

Небо было ярко розовым, но солнце только-только появилось. Самое время, если они поторопятся. Она потащила его вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Они выбежали на двор и затем я пересечение двух бульваров. Здесь она остановилась и обернулась.

— Вот, видишь?

Ахмед прищурился от солнца.

— Я вижу собор,— кивнул он.

— Да, это собор. И чудовище.

— Чудовище? Этот собор?

— Да.

— Хм... Святой Стефан чудовище?.. О! Кажется, я понял. Вон те окна вверху, что глаза. А окна внизу — зубы.

— Он улыбается нам, ты видишь? А вон там — уши и нос.

Ахмед уже смотрел не на собор, а на нее.