Еремей Парнов: Два лика Януса

По сути, это откровенно "нечистая" фантастика, безграмотно подгримированная под "чистую" науку. "Нечистой" фантастике присущ страх перед стремительным развитием науки, перед скоростью и размахом социальных сдвигов. Оттого и спешит она с головой окунуться в религию: "четвертую", "пятую" - не в том суть.

Видимо, прав голливудский продюсер Сэмюэль Эрснов, утверждая, что новый бум вокруг научной фантастики (речь идет, разумеется, о "нечистом" ее варианте) основан на "интересе к псевдорелигиозным явлениям".

"Многие молодые люди,- пишет он,- ищут сейчас замену формальной религии. В шестидесятые годы они нашли - и вновь потеряли - свою Мекку, а теперь... после Уотергейта и Вьетнама они снова разочарованы. Притягательная сила научно-фантастических фильмов связана с поисками религии".

Хаос и разрушение, которые вылил на головы зрителей американский квазифантастический кинематограф, вполне способны породить апокалипсическую тягу к концу света. Тем более что, по словам кинокритиков, в такого сорта лентах запечатлена "поразительная красота опустошения".

"Что произошло? - задается тревожным вопросом Бен Бова.- Каи сумела фантастика опередить все другие киножанры? Что заставляет вполне нормальных людей тратить 4-5 долларов, чтобы в шестой раз пойти на один и тот же фильм?

Психологи и социологи по-всякому сейчас выкручивают свои заумные теории, пытаясь объяснить этот "феномен фантастики". И отвечают: "Назовите это страхом перед будущим, техническим прогнозом или еще как-то, но американцы сейчас все чаще задумываются о завтра. Мы демонстрируем против сверхзвуковых самолетов, атомных электростанций и генетических экспериментов, опасаясь, что они могут принести много вреда в будущем. А оно и предстает перед нами в фантастических фильмах, или по крайней мере мы видим, каким оно может быть в разных вариантах.

Бегство от реальности? Да, но, как говорит Айзек Азимов, фантастика - это "бегство в реальность". В период "великой депрессии" публика валом валила на комедии, а сейчас, когда Америка тоже переживает кризис, мы смотрим фильмы, которые говорят, что жить - значит постоянно меняться, что завтра будет совершенно непохоже на сегодня".

Жаль, что под конец американскому фантасту изменяет принципиальность. Несмотря на волнующие панорамные кадры, на красочную экзотику иных миров и многообразную причудливость иных форм жизни, будущее рисуется как унаследованное без каких бы то ни было социальных катаклизмов настоящее. Разумеется, в его наиболее желательном для Запада варианте.

Захватывающая зрелищность, глобальные страсти, невиданная совершенная техника и открытый конфликт между злом и добром ("плохие парни" Клинтоны и "хорошие парни" "Энтерпрайза") - все это призвано лишь для того, чтобы утвердить навечно идеалы истэблишмента.

Словно надмирное распятие Сальвадора Дали, повисшее в галактической бездне.

Ганс Блюменберг в своем обзоре новинок научной фантастики, опубликованном в еженедельнике "Цайт", замечает по поводу "Звездных войн":

"Чем же объясняется успех в 1977 году фильма, который сделан совершенно в духе тридцатых годов и в традиции многосерийных приключений Флэша Гордона и Бака Роджерса? Кажется, будто "Война звезд" отражает тягу Америки Джимми Картера к упорядоченным, ясным отношениям, к почти религиозной идиллии (курсив мой.- Е. П.), простая мораль которой перенесена в космическое пространство, где мелкие жизненные заботы не отвлекают от мыслей о будущем".

"Десятилетие, в котором начались космические полеты,- пишет западногерманский журнал "Шпигель",- и впервые человеку было пересажено чужое сердце, в котором был разгадан механизм человеческой наследственности и была установлена армия электронно-вычислительных рабов, все же не было таким уж золотым, если к его концу самая могущественная индустриальная страна земного шара сотрясается до основания от волнений и насилия; миллионы юношей и девушек участвуют в акциях протеста или пытаются "забыться в снах, навеваемых гашишем и марихуаной". Весьма симптоматичное признание. Оно подводит своеобразный итог несбывшимся надеждам и крикливым предсказаниям лжепровозвестников о грядущей эре технотронного просперити. В отличие от промышленных переворотов прошлого нынешняя научно-техническая революция предстала в неразрывном единстве с коренными социальными преобразованиями, круто изменившими облик нашего мира. Наивные чаяния, что научно-технический прогресс, подобно чудодейственному компасу, проведет старый добрый корабль капитализма через все рифы и мели, развеялись. Успехи программы "Аполло" не отразились на войне в Индокитае, синтез первого гена не снял проблему бедности, электронные вычислительные машины третьего поколения не уберегли валютную систему капиталистического мира от потрясений. Одним словом, победы науки и торжество техники не излечили социальные язвы. Скорее напротив, еще сильнее растравили их. На фоне блистательных побед человеческого разума яснее и обнаженнее предстали противоречия между трудом и капиталом. Недаром журналист Р. Винтер назвал свою нашумевшую книгу о современной американской действительности "Кошмары Америки".