Еремей Парнов - Воспоминания о конце света (Атомный век и уроки прошлого)

Она культивировалась сперва в "Обществе Туле", получившем название от мифической колыбели "расы господ земли", затем получила возгонку в гиммлеровском "Аненербе", призванном развивать "немецкое родовое наследие". Не отличая научную гипотезу от фантастических спекуляций, интеллектуалы в эсэсовской униформе придавали исключительное значение поискам "врила" таинственной энергии, пронизывающей все мироздание. Едва ли английский писатель Булвер-Литтон, автор романа "Грядущая раса", надеялся, что кто-то отнесется к его выдумке столь серьезно. Погромщикам с эмблемой мертвой головы, возомнившим себя сверхчеловеками, белокурыми бестиями, не терпелось утвердить власть не только над человечеством, но над временем и пространством.

Для этого и требовался мифический "врил". С началом войны и вплоть до конца 1944 года "человеческий материал" для преступных опытов бесперебойно поступал из концлагерей.

Когда гитлеровцы еще только приступали к "очищению" района, отведенного для массового уничтожения народов, эсэсовский охранник объяснил одной польской женщине: "Вам тут нельзя оставаться. Здесь будет ад на земле".

Дети атомного, компьютерного, ракетно-космического века, мы редко задумываемся о прошлом. Каждое новое поколение на скорую руку подводит итог тяжкому наследию предков, проникаясь наивным ощущением собственной исключительности. Привычка - вторая натура.

На одной выставке карикатуры общее внимание привлек плакат, мелькнувший, кстати, и на телеэкране: серп и молот, скрепленные мотком колючей проволоки, с лаконичной надписью "сталинизм" на красном фоне. Точный, но больно ранящий символ. Хоть и говорят, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, наша улыбка изрядно приправлена горечью. До полного расставания еще далеко и освежающее дуновение исторической справедливости сопряжено со страхом. За судьбу перестройки, за судьбу мира. Мы только начинаем понимать, насколько он неделим, как тесно связаны между собой его большие и малые звенья.

Комплекс, составляющий основу культа, неотделим от системы, изжившей себя еще при жизни создателя. Осуждая такие ее проявления, как массовый террор или абсурдистская логика бюрократов, мы были неспособны дать историческую оценку механизму, могущему функционировать лишь при условии крайнего перенапряжения всех звеньев.

Цель не оправдывает средства. Продвижение по трупам ради продвижения ведет не к победе, а к катастрофе. Переосмыслить ошибки прошлого невозможно без ломки стереотипов мышления. И здесь нам пригодятся не только уроки Хаксли и Оруэлла, но и Франца Кафки. В разоблачении бюрократической иерархии, ее в конечном счете гибельного для общества саморазвития Кафка далеко опередил Оруэлла. Недаром созданные им образы вызывают активное неприятие поклонников "твердой руки" Бюрократия тоже претендует на тотальную организацию. Ее единственной целью является собственная стабильность. Как и при любом злокачественном росте, самовоспроизводство бюрократической системы достигается за счет перерождения здоровых клеток. Бюрократ - не винтик и даже не диод, односторонне передающий импульс. Ему не только не заказано мыслить, но, напротив, это его обязанность. Однако своеобразная: в одну сторону - сверху вниз, притом не искажая основополагающего сигнала. На такой случай и существуют разветвленная схема контроля и механизмы "накачки" И не беда, если перегорает отдельный транзистор, а то и целый блок "Незаменимых людей нет". Эту истину нам вколачивали еще в школе, готовя без рассуждений включиться в унифицированную схему.

Сталинизм паразитировал на социализме, извращая его экономическую, политическую и нравственную суть. Именно этим он и был уникален.

Тенгиз Абуладзе явил в "Покаянии" некий собирательный образ диктатора. Переосмысляя букву истории, он сумел уловить ее общечеловеческий дух, создав обобщенный символ тирании, органично сочетавший главные свои ипостаси: циничный прагматизм и сотканную из страха и обожания иррациональность.

Тоталитаризм изначально противостоит демократии. Страх и ненависть к сознательному волеизъявлению масс усугубляется при этом чувством неполноценности, что опять-таки проявляется вспышкой репрессий. Недостаточно, оказывается, уничтожить действительных и мнимых противников. Желательно вообще раз и навсегда парализовать общественную активность

Антидемократический образ "сверхчеловека" был порождением страха перед набирающим силу социализмом. Еще Освальд Шпенглер в "Закате Европы" размышлял о таком варианте, как "социализм бюрократии" Гитлер в ту пору мог похвастаться разве что билетом No 7 в "политическом кружке" безвестной "германской рабочей партии" Антона Дрекслера...