— Сорок веков истории смотрят на тебя с высоты, если перефразировать Наполеона, — говорит дедушка. — С высоты времен… Что тогда есть человек? Кто он есть ? Вопрошает сфинкс наших дней. Эдип разрешил вопрос Ее предшественницы и не разрешил ничего, потому что от Нее отделилось Ее подобие, хитроумный ребенок с вопросом, который до сих пор никто не может разрешить. И возможно, не разрешит никогда.
— Ты забавно разговариваешь, — говорит Чиб. — Но мне это нравится.
Он усмехнулся, с любовью глядя на дедушку.
— Ты заглядываешь сюда каждый день не столько из-за любви ко мне, сколько для того, чтобы расширить свой кругозор. Я видел весь свет и слышал обо всем на свете! И время от времени обо всем этом думал. Я много до того странствовал по свету, пока четверть века назад не нашел здесь свое убежище. Теперешний немощный узник был величайшим Одиссеем всех времен.
— Я называю себя маринадом мудрости, погруженным в крепкий рассол цинизма и долгой жизни.
(Из неопубликованных рукописей)
— Ты так улыбаешься, что кажется, будто ты до сих пор можешь иметь женщин, — смеется Чиб.
— Нет, мой мальчик. Мой шомпол сломался еще тридцать лет назад. И я благодарен Господу за это, ибо он лишил меня греха педерастии, если забыть об онанизме. Однако мне оставлена вся прочая энергия, припасенная для других грехов, не менее тяжких. Помимо греха сексуального влечения, включая и грех сексуальной невоздержанности, у меня есть и другие причины просить помощи Черной Магии, чтобы снова быть накрахмаленным. Я слишком стар, чтобы молоденьких девушек влекло ко мне что-то иное, кроме денег. И я слишком поэт, любитель Красоты, чтобы бросаться на сморщенные пузыри моего поколения. Теперь ты видишь, сынок. В колоколе моих сексуальных возможностей из стороны в сторону мотается язык. Динь-дон, динь-дон. Очень часто — дон, но совсем редко — динь.
Дедушка громко смеется — львиный рык, пугающий стаю голубей.
— Я всего лишь осколок старины, грезящий о давно умершей любви. Я создан не для того, чтобы быть на виду, чувство справедливости заставляет меня признавать ошибки прошлого. Я странный корявый старикан, запертый, словно Мерлин, в древесном стволе. Замолксис — фракийский Бог-Медведь, замурованный в своей пещере. Последний из Семи Спящих.
Дедушка подходит к тонкой пластиковой трубе, выступающей из потолка, и разводит в стороны прижатые к ней рукоятки.
— Эксипитер кружит над нашим домом. Он учуял падаль в Беверли-Хиллз, уровень 14. Могло ли случиться, что Линэгейн Виннеган 3 3 Winagain — вновь победивший (англ.) .
, не умер? Дядюшка Сэм — словно диплодок, которого пнули в зад. Понадобилось двадцать пять лет, чтобы это дошло до его мозгов.
Слезы навертываются на глаза Чиба. Он говорит:
— О Господи, дедушка, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Что может случиться со стодвадцатилетним стариком? Разве что он тронется умом или впадет в детство.
— Положение серьезное, — говорит Чиб, — а ты опять стал молоть всякую чепуху.
— Можешь называть меня Идомолом, — говорит дедушка. — Хлеб из этой муки выпекается в странной печи моего ЭГО — или полупропекается, если так тебе больше нравится.
Чиб сквозь слезы улыбается и говорит:
— В школе меня учили, что каламбуры — это дешевка и вульгарщина.
— То, что хорошо для Гомера, Аристотеля, Рабле и Шекспира, хорошо и для меня. Кстати, о дешевке и вульгарщине. Я прошлым вечером встретил в зале твою мать, когда эти жирные игроки в покер еще не собрались. Я только что покинул кухню, прихватив с собой бутылку. Она чуть не грохнулась в обморок. Но довольно скоро оправилась и сделала вид, что не замечает меня. Может, она подумала, что увидела привидение. Однако я сомневаюсь. Она бы раззвонила об этом по всему городу.
— Она могла рассказать об этом своему доктору, — говорит Чиб. — Она видела тебя несколько недель назад, помнишь? Она могла упомянуть об этом, когда рассказывала о своих так называемых головокружениях и галлюцинациях.
— И старый костоправ, знающий семейную историю, вызвал ФБР. Вполне может быть.
Чиб смотрит в перископ. Он поворачивает рукоятки из стороны в сторону, заставляя его подниматься и опускаться. Он ясно видит, как Эксипитер слоняется вокруг сооружения из семи яиц-квартир, каждое из которых находится на конце широкого, изогнутого наподобие ветви перехода от основного ствола здания. Видно, как Эксипитер поднимается по ступенькам ветви к дверям квартиры миссис Эпплбаум. Дверь открывается.
Читать дальше