Уильям Тенн - Балдежный критерий

— По-видимому, вы правы, — заметил Хоган и вынул из своей одежды какой-то заостренный инструмент и лист белой материи. Наблюдая за землянином, я вспомнил, что об этих манипуляциях нзред фанобрел мне тоже сообщал.

— Через несколько мгновений, — сказал он, что-то записывая, — я отведу вас в демонстрационный зал, где вы сможете посмотреть современный стереофильм с участием людей. Картина, конечно, так себе, но она даст вам представление, что я предполагаю сделать для вашего народа по лини" культуры. Когда будете смотреть, может быть, у вас возникнут какие-нибудь идеи, как помочь мне с сюжетом. Так, теперь взгляните: это гогартовское описание вашего хромосомного шаблона после мейоза половой клетки?

И он развернул лист перед моими сенсорными щупальцами:

— Абсолютно верно, — ответил я, восхищаясь явным преимуществом изображенных символов по сравнению с тем, что мы обычно чиркаем на песке или в грязи.

— Замечательно. — Он продолжал что-то писать на листе. — Теперь, какой из ваших полов мужской и какой женский? Я помню, вы употребляли слово «он» и…

Тут мне пришлось его прервать.

— Я использовал эти местоимения исключительно из-за недостатка в английском необходимых слов. Это, естественно, не означает, что я умаляю неоспоримые достоинства вашего языка. Я прекрасно понимаю, что при его конструировании вы не предполагали общаться с плуками. Но как бы там ни было, у вас отсутствуют местоимения для ткана, гуура или блэпа. Мы все мужчины по отношению друг к другу, в том смысле, что передаем оплодотворяющие гаметы; но мы также и женщины, поскольку вынашиваем развивающуюся зиготу. Поэтому опять же…

— Помедленнее, дорогой, помедленнее. Мне необходимо сделать сюжет, а вы мне нисколько в этом не помогаете. Вот здесь схема вашей семьи — правильно?

И он снова протянул мне листок.

— Да, только нзред изображен не совсем точно…

— Послушайте, любезный, — зарычал он, — Я нарисовал, Как понял. А понял я именно вот так. Теперь любовная история, дайте мне подумать…

Я терпеливо ждал, пока он размышлял над этой странной вещью, называемой историей, без которой невозможно создать стерео, без коего, в свою очередь, немыслимо привить нам культуру и цивилизацию. Скоро, совсем скоро у нас появятся жилища, похожие на то, в котором я сижу; у нас будет такое же оружие, каким воспользовался робот, когда я вошел…

— Как, говорите, это происходит? — внезапно спросил он, — Это, разумеется, не окончательная версия, так, грубая прикидка. Итак, сроб встречает мленба, ткан теряет гуура, флину достается блэп. Как вам? Нзреда только никак не присобачить.

— Я координирую.

— Я помню, вы координируете. Как бы это… Ладно, сроб встречает… черт, да замолчите вы наконец! Все, что вам нужно делать, — это периодически отвечать «да». — Он что-то пошептал своему роботу. — Бронзо проводит вас сейчас в демонстрационный зал. Мне необходимо подумать.

Едва не разбившись, я соскочил на пол и последовал за роботом.

— Клевая вырисовывается любовная история, — задумчиво пробормотал он мне вдогонку. — Именно так. Напоминает шахматную игру, только не на доске, а в трех измерениях. Дикие, непредсказуемые пешки и вездесущая королева, шныряющая по гиперпространству. Интересно, есть ли у этих уродин-спрутов религия? Такой милый, набожный фильмец вытанцовывается. Эй! У вас есть религия?

— Да, — сказал я.

— И что она такое? Я имею в виду, во что вы, собственно, верите. Только попроще, пожалуйста. Философствовать будем позже.

Выдержав приличествующую паузу, я аккуратно выдавил из себя:

— Да.

— Чего? Хватит ломать комедию, а то схлопочешь! Тоже мне остряк-самоучка. Только потому что я велел тебе не перечить, пока я размышляю вслух… Нечего мне тут выдавать тупые хохмы, когда я задал тебе прямой вопрос.

Я извинился, пытаясь объяснить свою мнимую дерзость простыми условиями нашей жизни.

— Прежде всего, — начал я, — когда прилетает возбужденный ткан предупредить нас, что приближается стая голодных стрин-тов, все воспринимают сообщение буквально и предельно конкретно. Коммуникационная связь сводится у нас в основном к попыткам передать информацию, существенную для выживания: поэтому она должна быть четкой и определенной. Человеческую же речь как продукт цивилизованной расы можно представить себе деревом, приносящим самые различные плоды. И потому, к несчастью для нас, мы обнаружили, что не всегда легко выбрать нужный плод…

— Ладно, вы виноваты, и я прощаю вас. — Шлестертрап отмахнулся от моих объяснений. — И все же, верите ли вы в жизнь после смерти?