Романовский Александр - Ярость рвет цепи

Останутся ли у него силы, когда ошейник исчерпает заряд, можно было только гадать. Но еще накануне Курт был совершенно уверен, что его тюремщики сотню раз подумают, прежде чем ринутся сломя голову в камеру. Сперва его будут морить голодом и снова соблазнять черной змеей, и лишь потом пойдут на такие меры, как транквилизаторы. Именно поэтому Курт почти неделю упорно прятал под подушкой хлеб, однако всякий раз, возвращаясь с тренировок, находил лишь жалкие крошки…

А затем боль в рекордный срок вознеслась до пикового накала. Лампочка продолжала мерцать под потолком. Ее лучи, казалось, медленно-медленно протянулись к волку, будто длинные белые лезвия. По мере приближения они темнели и багровели.

Затем свет полностью исчез за этим частоколом.

Курт погрузился в липкую тьму.

Попытка вторая. Она была более хитроумной. По сравнению с первой, напоминавшей безыскусную атаку монголо-татар, вторая вплотную приблизилась к такой изощренной тактической уловке, как троянский конь. Волк тщательно продумал каждую деталь этого плана. Это было некое соединение предыдущей попытки и одной из первых выходок Курта.

Когда пришло время в очередной раз “кормить” паразита – это делалось раз в двое – трое суток, – Курт встретил “адъютантов” мрачным взглядом, сидя на койке. Те бросили в камеру своего златоголового змея и замерли, дожидаясь от узника определенных действий. Но он, похоже, опять закапризничал.

Нож потянулся к “кулону”.

После первой попытки прошло три дня. Негативный результат – тоже результат. Тюремщики каким-то образом знали, сколько энергии осталось в ошейнике. По самым скромным прикидкам, ее было достаточно, чтобы дважды подряд “вырубить” волка мощным ударом, если вдруг одного окажется недостаточно.

Волк понимал, что еще полностью не оправился и не сможет тягаться с электрическим палачом. Но сегодня это было и не обязательно. Ему требовалось всего-навсего изобразить обморок, а не потерять сознание на самом деле.

Поэтому, как только электрические иглы вонзились в шею, Курт принялся разыгрывать дикое недомогание. Собственно, ощущение и без того было не из приятных. Волку же требовалось создать впечатление, что он вот-вот лишится чувств. Нож продолжал давить на клавишу, – ощущения вплотную приближались к актерскому образу, в который Курт старался закутаться, словно гусеница – в кокон. (Если очень повезет, из этого кокона появится бабочка, появление которой станет для всех смертельной неожиданностью.) Это несколько облегчало задачу, если в данной ситуации вообще было уместно говорить о облегчении…

Когда электрические иглы превратились в настоящие сверла, волк понял, что настал кульминационный момент. Он сполз с койки на пол, где и распластался беззащитно-уязвимой тушей (во всяком случае, так должно было все выглядеть). Для пущей достоверности он напоследок даже слабо дернул ногами.

Настала тишина.

Курт лежал и не двигался. Темные фигуры застыли на периферии зрения. Они тоже не двигались и, без сомнения, пристально изучали содержимое камеры на предмет какой-либо сознательной деятельности. Волк замедлил дыхание, будто погружался под воду, – ванна в убежище была одна на всех, однако более напоминала неглубокий бассейн. Волчье сердце билось все реже и тише, покуда не превратилось в отдаленную, зловещую пульсацию. Так дышит древнее чудовище в пещере, куда еще не ступала нога спелеолога…

Электрическое покалывание вначале стихло, затем исчезло совсем. И – почти сразу – объявилось ослепительной вспышкой. Волк даже не вздрогнул, потому как ожидал чего-то в этом роде. Вспышка исчезла, не оставив и следа. В паразите на шее еще теплилась жизнь.

Курт и сам не мог бы сказать, сколько времени прошло.

Возможно, полчаса. А может, и час. Это было не важно. Никто не привел Тарана, сами же “адъютанты” стояли за решеткой, молчали и ждали. В словах не было особой необходимости: если волк и впрямь лежит без сознания, то ничего не услышит. А если притворяется, то, согласно сценарию, станет молчать до последнего.

Поэтому безволосые просто-напросто отключили обогреватели, что гнали в камеру теплый воздух. Внутри каменных стен моментально начала концентрироваться промозглая сырость.

Так оно и продолжалось. Время неспешно капало в вечность.

Курт, дрожа от холода, поднялся с каменного пола, взял штекер и воткнул в разъем.

Трансформатор довольно мигнул зеленым глазом.

Таким образом, обе попытки завершились сокрушительным провалом. Сколько Курт ни напрягал мозг, выхода не находилось. То есть один выход, конечно, был, однако Курт отбрасывал мысль о самоубийстве.