неизвестен Автор - Утренняя кровь

Диана, ученик Мастера

УТРЕННЯЯ КРОВЬ

Несмотря на ранний час, солнце уже палило вовсю. День обещал быть жарким. Дождя в Иерусалиме не было больше месяца, и молодая травка, росшая вдоль обочины, успела выгореть и засохнуть, превратившись в мертвые коричневые кусочки сена. Люди спешили на работу. По дороге неслись машины, один за другим проезжали автобусы. Али долго размышлял, где бы припарковаться. В конце концов, он решил поставить свой автомобиль между двумя бьюиками, чуть поодаль от автобусной остановки. Когда Али выключил зажигание, он понял, что не ошибся. В зеркало заднего вида прекрасно просматривалась проезжая часть, и Али сможет успеть выйти из машины и дойти до остановки еще до того, как автобус остановится. В боковое стекло он мог наблюдать за тем, что творится на улице, его же самого никто не видел. Стекла видавшей виды "Тойоты" Али были тонированные, а серый бьюик справа надежно защищал от постороннего взгляда.

Али откинулся на сиденье и взглянул на часы. Рейсовый автобус 198 по расписанию должен появится только через полчаса. Время еще есть, и Али успеет приготовиться. Впрочем, ему давно было уже все равно и тот факт, что жить оставалось не больше 30, ну максимум 40 минут, если учесть, что автобус может опоздать, нисколько его не трогал. В душе он давно был мертв. Тысячи, сотни тысяч раз он представлял, как входит в автобус, протискивается сквозь толпу пассажиров, доходит до середины и кричит: "Смерть евреям!" Потом дотрагивается до груди и выдергивает чеку от взрывчатки. Он еще успевает посмотреть на удивленные лица стоящих рядом жидов. Али надеялся, что в реальности он увидит не изумление, но страх. Нет, лучше не страх - ужас. Страдание... Они будут страдать, корчиться от боли. Али очень хотелось взглянуть на это весьма привлекательное зрелище...

...Его брат Мустафа страдал. Он извивался в луже крови, как змея, звал на помощь, а оторванная рука валялась неподалеку. Подстреливший его еврей стоял рядом и смеялся. Али был тогда недалеко. Он рвался помочь. Он должен был спасти брата. Только Хасиму удалось его удержать. "Мустафе не поможешь!" - сказал он и крепко сжал Али руку. Али плохо помнит дальнейшее. Позже ребята рассказали, что он кричал и расцарапал лицо командира до крови. Очнулся Али уже у себя дома в грязной комнатушке, на самой окраине Иерусалима. Он лежал на жестком матрасе старой кровати, на мокрой от слез подушке. Уже четыре часа, как Мустафа был мертв.

Али вышел на улицу и был поражен. Время не остановилось, а, казалось, напротив, в бешеном темпе неслось вперед. Люди смеялись, разговаривали, улыбались, покупали продукты. Они были живы. Конца света не произошло, и никому из них не была интересна смерть молодого палестинца Мустафы от рук смеющегося еврея. Али бесцельно бродил по Иерусалиму до вечера. Именно тогда он решил сделать то, ради чего вот уже 20 минут парится в раскаленной от знойного израильского солнца "Тойоте". Он решил отомстить.

Краем глаза палестинец наблюдал, как на остановке скапливался народ. Что ж, чем больше, тем лучше. Али специально выбрал утро. Самый час пик: ученики едут на занятия, взрослые спешат на работу. Рейс 198 привлек палестинца именно тем, что в большинстве своем в нем ехали именно школьники. Али знал, что евреи помешаны на детях. Деньги и дети - их основные ценности. Он собирался забрать у них самое дорогое. Все, что сможет унести с собой. И все, что не сможет, - тоже. Школа была в трех остановках отсюда и за тот месяц, что Али провел, наблюдая за маршрутом рейсового автобуса, он даже успел запомнить в лицо практически всех юнцов изо дня в день ездивших от дома до школы маршрутом номер 198.

Сегодняшнее утро было точно таким же, как и предыдущие. Очень душно, очень одиноко и очень много народу. Али узнал пожилого раввина, который по какому-то странному стечению обстоятельств всегда ждал автобус на одном и том же месте - возле мусорной урны. Обычно Али мысленно усмехался, когда видел его седую бороду, черное одеяние и серый чемоданчик в левой руке. Раввин, очевидно, был из провинции и еще несколько дичился сварливых и многолюдных иерусалимских улиц. Правда, за месяц он немного осмелел, и Али с удивлением заметил, что сегодня он отодвинулся от защищавшего его мусорного бака на достаточное расстояние. Палестинец решил, что не наблюдай он за стариком раньше, можно было бы сказать, что урна и раввин теперь сосуществовали отдельно. Две независимые субстанции, так сказать. Али это не понравилось. Сегодня все должно идти, как обычно. И раввин тоже должен стоять возле своего обычного места. Мусор к мусору, грязь к грязи.