Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

Остаток вечера они не отходили друг от друга, а я не очень понимал, что произошло и при чем здесь карты. Когда гости ушли и я вымыл посуду, мое животное уселось на моем плече.

— Может быть, ты объяснишь? — спросил я.

— Их нужно было подтолкнуть, — сказало оно.

— И?..

— И ты их подтолкнул. Когда она появилась, — продолжало оно, — она была возбуждена. Такое с женщинами бывает — всякие мысли, о том, об этом.

— С мужчинами тоже, — заметил я.

— Вот. А в карты в твоей комнате можно было сыграть только на картонке. Когда ее нога прижалась к твоей, ей понравилась. Чем дольше она сидела, тем больше ей нравилось. Но ты не тот человек, который ей нужен. Наконец она не выдержала и встала. Но она слишком возбудилась. Ты ей не подходил, Денис тоже, поэтому она остановилась на Боре, она впервые посмотрела на него как на мужчину. Первого раза оказалось достаточно. У него ведь все написано на носу.

— На лбу, — поправил я.

— Нет, на носу. Он морщит нос, когда смущается.

— Это нельзя было просчитать заранее, — возразил я.

— А разве были варианты?

И тогда я догадался. Я сходил на балкон и выкопал из-под хлама кубик Рубика.

К сожалению, в его лапках не было достаточно силы, чтобы этот кубик крутить. Я показал ему, как это делается.

— Двадцать четыре поворота, — сказало оно, — есть интересный вариант в двадцать четыре поворота. Давай, ты поворачивай, а я буду подсказывать.

Я стал поворачивать, и после двадцати четырех поворотов кубик был собран.

— Научи меня читать, — попросило оно.

— Ты до сих пор не умеешь?

— Нет, я ведь не знаю кода.

Код я ему объяснил. Вначале оно читало медленно, повторяя вслух слоги, но это длилось всего несколько часов. Оно читало всю ночь, а к утру я нашел его спящим на моем столе, среди груды книг. Во сне оно вздрагивало и попискивало, дергало усиками и его глаза были приоткрыты. Ему что-то снилось. Последние семь лет мне снятся только схватки, преследования и кровь. Ни одной ночи без кошмаров, а днем постоянная перспектива сорваться. Постоянный танец на лезвии ножа. Мне абсолютно запрещено зло, даже самое малое, даже относительно невинное зло, может быть, я родился порочным, может быть, все люди таковы, может быть, зло насколько свойственно нам, что отказ от зла равносилен болезни? Я хочу зла, как утопающий хочет вдохнуть воздух или как умирающий в пустыне хочет глотнуть воды. Эти годы воздержания меня совершенно измучили — настолько, что мне даже не снятся красивые женщины, мне снится лишь зло, снятся кошмары. А что снится ему?

Проснувшись, оно погрызло печенье и попросило новых книг. Книги у меня лежат в кладовке, прямо кучками, все не хватает времени расставить их по полкам. Я вытащил их и разложил по полу. Но сейчас оно читало книги по-другому: оно тратило всего несколько секунд на страницу. После обеда оно пришло ко мне.

— Это безумно неудобно, — сказало оно. — Надо придумать что-нибудь побыстрее.

Тогда я дал ему толстенный двухтомник по Delphi и пустил за компьютер. К счастью, оно не могло само нажать включающую кнопку — не хватало силы, поэтому я надеялся как-то контролировать то, что может произойти. Хотя я начинал побаиваться.

Вначале оно пыталось работать на всей клавиатуре, копируя человека, но вскоре переопределило клавиши, написав какую-то программку. Сейчас оно работало только на маленьком квадрате справа, и ему не приходилось вставать и идти, чтобы перейти от буквы «Ф» к букве «X». Оно продолжало читать, но теперь страницы текста и рисунков летели так, что для меня сливались в сплошное мелькание.

Со временем мне стало казаться, что оно мною руководит. Я до сих пор не могу сказать точно, было ли это так на самом деле или просто казалось. Я стал вести себя не так, как раньше. Я делал те вещи, которые были не в моих привычках и которые совершенно не планировал и не собирался делать. Вечерами, засыпая, я пытался восстановить ход событий и иногда находил те цепочки, которые меня дергали и вели в нужном направлении. К сожалению, после случая с влюбленным Борей я как-то не понял, что те же методы, но усиленные и отточенные, могут быть использованы и по отношению ко мне.

Я подумал: меня никто ничего не заставляет делать, но все же, может быть, я раб, даже не знающий об этом наверняка. Разве могу я сейчас, например, просто встать, взять это животное и вышвырнуть его на улицу? И если это начало, если оно всего лишь малый детеныш, то что будет потом?

Я встал и вышел на кухню. Оно не спало и ждало меня там.