Олег Авраменко - Протекторат

— О, много интересных вещей! При виде повестки Сверчевский решил, что нам все известно, и мне даже не понадобилось тянуть его за язык. Он пел как соловей и, самое главное, признал существование записи о полете барышни Габровой из Национального парка в медцентр. Она села в флайер без десяти четыре, а вышла из него в шестнадцать двадцать одну. Короче, стопроцентное алиби.

— Значит, — еще не до конца веря услышанному, промолвил я, — она не лгала? Она действительно невиновна?

— Ай, брось! — отмахнулся Ричард. — Конечно, виновна. Вне всяких сомнений, это она укокошила доктора — но предварительно состряпала себе алиби.

— Запись сфальсифицирована?

— А что же ты думал! Даже не одна, а две записи — и о том, как она прилетела в парк часом раньше и как улетела обратно. Однако фальшивка была сделана настолько профессионально, что оказалась не по зубам экспертам из отдела убийств. Тут нужна была помощь специалистов моего профиля…

— Погоди! — взволнованно перебил я. — Почему же этих записей нет в деле?

— Вот к этому я и веду. Потерпи немного, Как я уже говорил, подделка была безупречна, видеоизображение не содержало никаких «швов» и «накладок» — скорее всего, для монтажа подозреваемая использовала реальные записи своего полета по тому же маршруту, сделанные несколькими днями раньше, а впоследствии уничтоженные. Доказать фальсификацию такого высокого уровня можно лишь путем тщательного анализа ближайшего сетевого окружения в поисках следов несанкционированных операций с файлами. Однако заместитель прокурора Богданович решил, что это слишком сложно и ненадежно, и попросту распорядился изъять неудобные для пего записи из базы данных.

— Боже правый! — потрясение воскликнул я. — Следствие занималось сокрытием улик?!

— Совершенно верно. И не просто сокрытием, а подтасовкой. Их извиняет только то, что они не сомневались в виновности барышни Габровой. Именно поэтому эксперт Сверчевский согласился молчать, хотя и был категорически против таких методов ведения следствия. К тому же он испытывал нечто вроде чувства вины — считал себя в ответе за то, что не смог установить факт подделки и тем самым толкнул Богдановича на служебное преступление. А тот, я думаю, никогда бы не пошел на это, если бы не одно обстоятельство — скорая отставка нынешнего городского прокурора в связи с уходом на пенсию, Богдановича считают главным претендентом на эту должность, однако конкуренты дышат ему в затылок, и он опасался, что в случае провала такого простого и очевидного дела ему не видать этого назначения как собственных ушей.

— Невероятно! — произнес я, залпом выпив все вино из бокала. — Просто не могу представить, что… А Сверчевский готов дать показания?

— Да. Насколько я понял, он честный и порядочный человек, попавший в крайне неприятную ситуацию. Он не решался заявить о манипуляциях с уликами, так как тем самым погубил бы своего начальника, а вдобавок посодействовал бы оправданию преступницы, чья вина не вызывала у него сомнений. С другой стороны, молчание было ему в тягость, действия Богдановича противоречили всем его представлениям о правосудии. В конце концов Сверчевский больше не смог работать в полиции и уволился. А когда появился я с повесткой, он уже был готов во всем сознаться. У него, кстати, сохранились копии тех злополучных записей.

— Где они?

— У меня.

— А Сверчевский?

— Тоже. Я отвез его к себе домой и поручил заботам жены. Он хотел сразу пойти к судье и во всем покаяться, но я все же убедил его подождать до завтра. Боюсь, тебе не удастся придержать этого свидетеля в рукаве, чтобы предъявить его в психологически подходящий момент. Придется действовать в лоб.

Я налил себе еще вина и задумчиво посмотрел сквозь полный бокал на свет.

— Теперь это не имеет значения, Рич. Дело уже выиграно.

— Ты так думаешь?

— Я не просто думаю, я это знаю. Фальсификация со стороны обвинения одной из улик автоматически ставит под вопрос и все остальные улики, а по закону любое сомнение должно трактоваться судом в пользу обвиняемого. Наше процессуальное право очень строго в этом отношении. Даже если моя подзащитная будет осуждена, апелляционный суд отменит приговор и освободит ее с формулировкой «в виду противоправных действий обвинения». Ведь это почище всяких там процедурных нарушений — а сколько заведомо виновных людей было оправдано из-за несоблюдения мелких формальностей. Что же касается повторного расследования… — Я покачал головой. — Не припомню в нашей уголовной практике такого случая, когда после прекращения дела или отмены приговора суда человека вторично привлекали бы к ответственности за то же самое преступление. В принципе это возможно, но на деле невыполнимо. И совершенно не важно, сумеет ли следствие установить факт подделки тех записей. Это уже вопрос не доказательств, а чистой процедуры.