Роза Сергазиева - Лакуна

Несколько лет назад, когда Хромов, наконец, сумел завести собаку (бабушка, любимая бабушка, по сути воспитавшая мальчика одна, умерла), он целенаправленно выбрал ирландского терьера. И хотя москвичи вокруг покупали вошедших в моду золотых ретриверов, складывающихся гармошкой шарпеев, ушастых французских бульдогов и, конечно, черных (как у тогдашнего президента) лабрадоров, Денис принес домой щенка в мелких рыжих завитушках и назвал его Джином.

В память о Лане, в память о первой любви.

Которой он лишился в одно мгновение. Причем все разворачивалось прямо у парня на глазах.

После того, как детский сад закрыли, здание пустовало недолго. Сюда, сменяя друг друга, въезжали конторы. В них трудились "отпечатанные" под копирку чиновники: обязательно в пиджаках и с кожаными портфелями. Дом, приспосабливая под нужды очередной организации, перестраивали. Удлинили правое крыло, выделив помещения под телефонный узел и нормальных размеров туалеты. Расширили крыльцо, украсили парой внушительных колонн и накрыли навесом. Надо же народу где-то курить! Последними в здание въехали работники ЖЭКа. Суетная организация: входные двери, надсадно проскрипев в 9 утра, не захлопывались до вечера, пока в конце рабочего дня на них не навешивали амбарный замок. Командовал многочисленной людской ордой, состоящей с одной стороны из сантехников, лифтеров, паспортисток и бухгалтеров, а с другой вечно недовольных жильцов с их текущими кранами и крышами видный руководитель нижнего чиновничьего звена, начальник всех и вся — Петр Сергеевич Травкин. Он присутствовал в конторе постоянно. Когда Денис по дороге в школу проходил мимо окон первого этажа (здесь в пристроенном эркере разместили внушительных размеров кабинет), слышал громоподобный бас. Петр Сергеевич не умел говорить нормальным, спокойным голосом, только командно-административным. Короткими фразами, без каких-либо эмоций или полутонов. Каждый день ровно в 13.00 жена ответственного коммунальщика приносила в контору сумку с двумя термосами — персональный обед. На первое обязательно горячий, чтобы пар поднимался, суп, на второе гречневую кашу (или макароны) с мясом.

В тот трагический день Хромов, возвращаясь после уроков, видел, как женщина молча стояла, опершись о подоконник, пока супруг размеренно махал ложкой. Мальчик был уверен, что и со своей второй половиной Травкин общается так же высокомерно, как с сослуживцами. Например: "Степанида, сидеть! Степанида, принести! Степанида, лежать!" Денис прыснул в кулачок: эротическая картинка получилась забавной. И тут же застыл на месте: на ступеньках крыльца стояла его греза — Лана. Девушка разговаривала с паспортисткой: женщина торопилась домой, чтобы успеть покормить маленького ребёнка.

— Что же делать? — сокрушалась Лана. — Я воспользовалась перерывом, нужна справка, а вы разбегаетесь.

— Извини, Света, — паспортистка открыла сумку и протянула девушке бланк. — Я все заполнила, только печать не успела поставить, она в сейфе у Травкина. Зайди, попроси, для тебя сделает исключение. Мне нужно бежать.

— Но я так на тебя рассчитывала, — заныла Лана. — Знаешь же, не люблю общаться с вашим начальником. Он всегда на меня вызывающе смотрит, словно раздеть готов.

— Травкин на весь женский пол старше двадцати так смотрит, не дрейфь, — чиновница сунула в руку девушке бумажку и побежала через двор.

Лана вздохнула и вошла в здание.

Денис вернулся к эркеру. Как раз в тот момент, когда в кабинете появилась Лана. Она что-то тихо, опустив глаза, говорила Травкину. По напряженной спине стоящей у окна Степаниды парень понял, что обстановка нестандартная. Жена, нервно побарабанив по подоконнику пальцами, оттолкнулась и направилась к выходу. Обошла медленно Лану, смерила ее презрительным взглядом, и хлопнула дверью. Теперь Денис увидел и Травкина, который медленно поднялся из-за стола, откладывая в сторону льняную белую салфетку. На секунду, всего лишь на секунду Хромов отвел взгляд: его отвлек шум. Слетевшаяся в неурочный час стая ворон дикими криками заглушила даже гремевшее за углом Садовое кольцо. Через мгновение Денис опять смотрел в окно. Но ни Ланы, ни Петра Сергеевича там уже не было. А из-за колонны на крыльце появилась жена Травкина: опустив голову, она несла сумки, из которых торчали крышки двух термосов.

Следующим вечером его оторвала от учебников бабушка.

— Что творится, что творится! — сокрушалась она. — Степанида не переживет.