Михаил Ахманов - Посланник небес. Далекий Сайкат

На огромных пространствах Империи междоусобицы между владетелями всяких рангов не были редкостью. В одних случаях Светлый Дом оставлял их без внимания, как случилось в распре Аладжа-Цора с Раббаном, в других мирил или судил, накладывая на обидчика репарацию в пользу обиженного и, разумеется, имперской казны. Обычно виновник беспорядков мог не опасаться за свою жизнь; его били не по спине, а по карману и в крайнем случае могли лишить владения, досрочно передав его наследнику. Кара пыткой и смертью применялась только в двух случаях: когда была пролита кровь одного из Восьмисот и когда погибали имперские солдаты. Уничтожение гарнизонов, охранных постов на дорогах и сигнальных вышек автоматически переводило местную распрю в разряд мятежа, а если бунтовщиков, как в данном случае, было несколько тысяч, то это уже считалось восстанием.

Не выяснив ничего о целях Пагуша, Тревельян времени зря не терял и в промежутках между фривольными песнями старался выяснить кое-какие вопросы. Например, о седлах, уздечках и стременах, о подзорной трубе и компасе, то есть об эстапах, полезных для людей военных. Выслушав описание сбруи с удилами, Альгейф сказал, что только последний ублюдок будет совать железный штырь в рот благородному коню, и оного поганца нужно самого запрячь таким манером и проехать на его спине от Западного океана до Восточного. Альраун, которому было рассказано о компасе, заметил, что не видит в этой штуке смысла – в Империи отличные дороги, все расстояния размечены, есть карты на пергаменте и в храмах, а если желаешь забраться в какую-то глушь, то стоит нанять проводника. Во всяком случае, так поступил бы любой нормальный человек, вместо того чтобы блуждать по заколдованной стрелке. Что до подзорной трубы, то данную проблему Тревельян обсудил за кувшином вина с туанами Альхардом и Альборхом. Они согласились, что такой инструмент был бы полезен на поле сражения, однако мастерить его не следует, чтобы не вводить людей в соблазн, как военных, так и гражданских. Человек грешен, слаб и склонен подглядывать за тайнами ближних, так что труба для дальновидения была бы изобретением безнравственным. Альхард, правда, со вздохом признался, что, будь у него такая вещь, он мог бы насладиться редким зрелищем: его особняк в Мад Аэг стоял рядом с баней, где собирались знатные дамы.

Эти неудачные эксперименты скрашивал новый спутник Тревельяна, торговец, знахарь и фокусник Тинитаур. Он торговал амулетами и всякими сомнительными травками, начиная от приворотного зелья и кончая микстурой, отбивавшей винный запах, и торговля шла успешно – даже безволосые его не трогали, считая помощником рапсода. По вечерам он жарил дичь на вертеле или готовил похлебку; то и другое было восхительно и приправлялось массой забавных историй. Тинитаур был человеком бывалым, искушенным в различных хитростях, обманах и мошенничествах; быть может, не в одном городе и не в одной стране его с охотой нацепили бы на крюк. Тревельяну казалось, что фокусник стремится в Манкану лишь по причине разногласий с правосудием, но иногда, слушая его бессовестную лесть, он думал: что ему надо, этому пройдохе, от певца Тен-Урхи? Зарится на шерра? Хочет при случае обокрасть? Но это он мог сделать в первую же ночь – вернее, попытаться, ибо командор всегда стоял на страже.

Так, то развлекая благородных воинов, то развлекаясь сам, Тревельян шагал и ехал по землям Манканы, пока, в трех днях от побережья и города Ильва, карательная экспедиция не встретила войско бунтовщиков.

Место было удобное для битвы – впереди лежал широкий луг, к нему с обеих сторон теснились поля и огороды, окружавшие несколько деревушек или, скорее, хуторков – в каждом десяток-другой построек. На севере эту равнину замыкали пологие холмы с торчавшими на вершинах камнями, видимо, мегалитами; до них было немногим больше километра, и Тревельян разглядел суетившиеся там фигурки. Дорога, прорезая луг, ныряла в теснину между двух холмов и терялась вдали, за склонами возвышенностей, поросших травой и кустарником. Поперек луговины, ближе к холмам, стояло войско, тысяч семь или восемь человек, вооруженных копьями, топорами и мечами; впереди – шеренга бойцов в панцирях, а за ними – толпа бездоспешных, где редкими искрами поблескивали шлемы. На холмах, среди каменных глыб, тоже были люди – вероятно, лучники и стрелки из арбалетов. Колесниц Тревельян не увидел, за исключением одной, маячившей перед воинским строем прямо посреди дороги. Около возка стоял большой сундук, а рядом с ним – мужчина в жреческой хламиде, поднимавший сплетенный из зеленых ветвей большой венок, символ мира.