Михаил Ахманов - Посланник небес. Далекий Сайкат

В тарколе, шедшей в Манкану, южан оказалось не меньше половины. То был совсем особый народ, не похожий на имперцев и жителей запада и востока. Рослые, мощные телом, с широкими скуластыми лицами, они были белокожи, и черепа их покрывали не волосы, а белесый, почти незаметный пух. По этой причине их называли в Империи безволосыми, что было гораздо приемлемей с точки зрения политики, чем оскорбительные термины «дикарь» или «варвар». Что же касается их бледной кожи, явной аномалии для южан, то этот вопрос был изучен экспертами Фонда особо тщательно. Они пришли к выводу, что в дерме представителей всех южных племен отсутствует меланин, так называемый «пигмент загара», чувствительный к ультрафиолетовым лучам. Как и почти полное отсутствие волос на голове и мощное телосложение, это был генетический признак, отличающий южную расу от остальных обитателей Осиера.

Обоз, колесницы и колонна пеших воинов растянулись больше чем на километр, но до авангарда Тревельян так и не добрался. Остановка случилась в придорожной таверне, где в окружении трех штабных офицеров и десятка вестовых сидел чахор, предводитель воинства. Он расположился под навесом в походном кресле, пил охлажденное вино и наблюдал за своими отрядами – держат ли воины строй, все ли в панцирях и при оружии, и не плетутся ли где пьяные или больные. Чахор, как и большинство туанов, был имперским нобилем и, судя по длине бакенбард, породистому носу и наушным украшениям в виде золотых цепочек, принадлежал к весьма привилегированному сословию. Не Нобиль Башни, конечно, решил Тревельян, но точно один из Восьмисот. Для членов фамилий, входящих в Башню, пост чахора был мелковат; в имперской армии они командовали корпусами из пяти-шести и более таркол.

Он подошел к военачальнику, по виду – ветерану лет за сорок, представился и испросил разрешения следовать с его воинством в Манкану. Чахор бросил взгляд на Тинитаура и Тику, втянул воздух носом, брезгливо поморщился и сказал, что всякий рапсод – приятный гость за его столом и в его палатке, а вот эта вонючая мерзость, проклятая богами, – тут он кивнул на рыжего паца, – пусть ковыляет в обозе вместе со своим хозяином и веселит ужимками солдат. Тинитаура это, кажется, не огорчило; он заявил, что готов облобызать драгоценные стопы полководца, а затем отправился в обоз. Тревельян остался пить вино с чахором и его штабными офицерами.

Этого нобиля звали Альгейф, а трех его подчиненных – Альраун, Альхард и Альборх. Разумеется, то были не их фамильные имена, а воинские – традиция, которой в Империи придерживались уже много столетий. Начало ей положил император Кужух-Шор Справедливый, и она означала, что нобиль, вступающий в войско, должен, забыв о своей семье, служить единственно Светлому Дому и отечеству. Такая самоотверженность умилила командора; послушав затем, как Альгейф ругается, и поглядев, как он хлещет вино, командор заявил, что этот полковник хоть и сухопутная крыса, но свой в доску парень.

Первый кувшин закончился, когда мимо шли арбалетчики. Альгейф велел подать второй и сказал:

– Нам повезло, Тен-Урхи, что ты идешь в Манкану. Гнусные земли, поистине задница Таван-Геза, где горы – груды дерьма, болота – конская моча, а бабы – сущая блевотина. Вдобавок вино там такое кислое, что если его выпить и помочиться на сапог, то прожжешь в нем дыры. Большая удача, что мы тебя встретили! Будешь нас развлекать по дороге. Какие ты песни поешь?

– Какие пожелаешь, благородный, – ответил Тревельян. – О дальних странах и великих деяниях предков, о героизме воинов и грохоте битв, о чистой страсти и зеленых лугах, над которыми порхают медоносные мотыльки.

– Нет, про мотыльков не надо, – скривился Альгейф.

– Про чистую страсть, пожалуй, тоже, – добавил Альхард. – Провались она сквозь Оправу!

– А вот знаешь ли ты балладу о двенадцати способах любви? – спросил Альраун. – Или Песни Плотского Греха? Или сказание о Хантиле Крепком Дротике, который развлек за одну ночь сорок тилимских танцовщиц?

Тревельян кивнул, уловив тематику, приятную для бравых воинов.

– Разумеется, я все это знаю и множество других таких же песен. Желаете послушать, мои господа?

– Не сейчас, – сказал чахор Альгейф. – Сейчас мы на службе. Я… ик!.. провожу инспекцию войскам.

Арбалетчики прошли, мимо потянулись колесницы. Хозяин таверны принес третий кувшин. Альгейф выпил, небрежным жестом взбил свои бакенбарды и произнес:

– Как было сказано, эта Манкана – мерзкий край, но, повелением Светлого Дома, мы идем навести в ней порядок. Этот, как его… гниль болотная… Пагуш, вот!.. Слишком он возомнил о себе и кончит, я полагаю, крюком в брюхе. Таков наш солдатский долг – идти и насадить его на крюк! Но ты, Тен-Урхи, человек свободный. Так что ты ищешь в тех поганых землях?