Антон Дубинин - Узкие врата

Тот сморгнул, думая, что ослышался. Хлопнул глазами, чувствуя, как кровь медленно приливает к щекам. Только теперь он заметил, что отчим явился не с пустыми руками — из правой опущенной кисти у него свисал длинный, намотанный на запястье ремень, и конец его болтался, как змеиный язык. Заглядевшись ( туда-сюда ) на качание его узкого конца, мальчик прослушал, как Альф повторил свой приказ еще один раз.

В третий раз он уже крикнул — да так, что, кажется, лампа чуть мигнула. Пожалуй, это называется не «крикнуть», а «рявкнуть»: если бы в комнате была посуда, она бы звякнула. Если бы под рукою у Альфреда был стол, он двинул бы по столу кулаком. А так в распоряжении у него оказался только голос, и уж его-то достойный торговец недвижимостью использовал на полную мощность.

Алан шарахнулся от звуковой волны, и теперь стоял, прижавшись спиною к спинке собственного стула. Именно тогда дверь приоткрылась, бледное мамино лицо возникло в темной щели. Ореховые ее глаза, огромные от испуга, скользнули по комнате, встретились на миг с перепуганным, таким же зеленоватым взглядом сына… Задержались на нем. После чего мама закрыла дверь… с той стороны.

Именно в этот момент у Алана внутри что-то щелкнуло… что-то такое, что щелкает однажды и навсегда.

Он даже сопротивляться больше не мог. Не так уж важно было, что отчим, высокий и сильный дяденька, приблизился на шаг, доходчиво объясняя, что если он сам не сделает, что сказано — то придется ему помочь. Просто у Алана, кажется, больше не стало мамы, а может, опоры, какая уж там гордость, и он с прыгающими губами подошел к своей кровати и послушно лег ничком, лицом в подушку… Потому что она закрыла дверь с той стороны.

Потом какое-то время прошло в уплотнившемся, недостоверно-гадком аду, которого не бывает: отчим бил, а Алан кусал зубами наволочку, прерывисто втягивая воздух при каждом ударе и комкая кулаками покрывало, изо всех сил стараясь, чтобы ни один самый крошечный звук не прорвался наружу. Больно было умопомрачительно — или, по крайней мере, так казалось тому, кто до сих пор ничего подобного не пробовал. Кровь тяжело колотилась в ушах, все вокруг стало мокрым и соленым. На какой-то раз он все-таки не выдержал и громко как-то не то всхлипнул, не то всхрюкнул, и следом прорвался придушенный подушкою вопль. БОЛЬШЕ НЕ МОГУ , подумал он отстраненно, будто и не о себе, меня разрезают пополам, ХВАТИТ, сейчас я ЗАОРУ — и не сразу понял, что, кажется, все. Оно кончилось.

— Сам напросился, — слегка запыханно, может, даже смущенно, но как-то словно издалека проговорил голос. Кажется, отчим немножко переусердствовал в воспитании — и теперь созерцал плоды своей деятельности с легкой неловкостью. А не слишком ли я сурово обращаюсь с сыном, подумал русский царь Иван Грозный, стирая кровь со своего жезла… Ал не слушал — он лежал неподвижно, ожидая, когда сколько-нибудь утихнет режущая боль. Потом, решив, что отчим, наверное, уже ушел — слишком было тихо и неподвижно — оторвал от подушки красное, залитое чем-то — слезами? И не только… — лицо. И в самом деле, он остался, наконец, один. Хорошо.

Алан потихоньку встал, натянул штаны. Он был сам себе слегка противен. Вытер мокрые глаза и рот ладонью, стараясь унять дрожь. На подушке осталось здоровенное влажное пятно. Жалко…

Он перевернул подушку, стараясь не сгибаться в пояснице. Потом огляделся, пытаясь сообразить, что же ему нужно взять с собой.

Настольная лампа горела так ясно, спокойно, будто бы здесь все еще был его дом.

…Потом он собрал кое-какие вещи — тетрадки, пару носков, чистое полотенце из шкафа. Вышел из комнаты на цыпочках, чтобы не дай Бог никто не задержал. Было уже около полуночи; в коридоре нашел наощупь свои башмаки без шнурков, кожаную рыжую куртку. Поворачивая в замке ключ, наткнулся ногой на что-то большое, громыхнувшее… а, мусорное ведро. Стоит в назидание — чтобы он с утра не забыл вынести.

Вот он, Альф, как он есть. Может писать труды по этике семейных отношений. «Выдрав пасынка, не забудьте выставить в коридор мусорное ведро, чтобы тот поутру вспомнил о своих обязанностях».

Однако на грохот ужасного ведра не выскочило сто человек с автоматами. Замерший на миг Ал все же повернул ключ, уже не боясь им скрипнуть — после такого-то грохота… Но почувствовал взгляд затылком — и обернулся.

Мама стояла на пороге спальни, за ней золотился тихий свет (Альф читает в постели…) Она была, кажется, в своем длинном халате; лица в темноте сын не мог разглядеть.