Керен Певзнер - Город Ветров

- Консольная балка...

Этого было достаточно, чтобы раздался еще один взрыв хохота, и из стены появился собственной персоной дэв Друг.

- Надо же? - удивился он. - Они еще смеются! Не понимаю...

- А что тут понимать? - выдавила я сквозь слезы, выступившие на глаза от энергичного смеха. - Лучше тут сидеть, чем на вашу Душматани глядеть. Ведь заикой останешься.

- Ты лучше скажи, как там мой Артур? - бросилась к нему Гиневра. - Скучает по мне? Ты был у нас?

- А Самсончик что поделывает? - подхватила Далила.

- Стойте, не все сразу... - попятился Друг. - Давайте по порядку. Так, Артур скучает по тебе, Гиневра, ждет твоего возвращения.

- Ой, бедненький, - пригорюнилась она.

- Он тоже тоскует. Его утешают, но он в печали.

- Кто утешает?! - грозно повысила она голос.

- Какая-то Сигизмунда, по крайней мере он так ее назвал, когда я прятался за дверью спальни...

- Что?! Да я убью тебя! В моей спальне! С этой...

- Тише, тише... - Ипполита схватила разъяренную Гиневру за локти. - Кто знает, может быть, он и врет.

- Кто врет? Я? - на хитрой физиономии дэва появилось обиженное выражение. - Я же вам не бумажки принес, а устно излагаю. Как же я могу врать?

- Верно, - согласилась я с его доводами. - Ничего, Гиневра, вот выберемся отсюда, вернешься, наведешь там у себя порядок.

Я хочу выбраться отсюда! - закричала жена короля Артура. - Я тут в подземелье гнию, а он с девками развлекается! Не бывать этому! - И схватив дэва за узенькие плечи, стала его ожесточенно трясти. - Вытащи нас отсюда! Немедленно!

Но Друга перехватила Далила.

- А мне что расскажешь, любезный?

- Как тебе сказать... - протянул он. - Видел твоего благоверного, вот только сказать ему ничего не смог - занят он был.

- Чем же это он занят? - нахмурилась филистимлянка.

Дэв пожал плечами.

- Не знаю... Сидит вроде, пальмовое вино попивает. А ткачихи твои ему кудри длинные расчесывают. Чего ему сделается? Я бы и сам не прочь, да вот торопился - ее письмо отнести, - и он кивнул в сторону Ипполиты.

- Нет, ты уж до конца договаривай, я своего Самсончика знаю. У него чем волос длиннее, тем мужской силы все больше и больше становится. Иной раз и не выдерживала, ночью пряди укорачивала.

- Так я и говорю, - физиономия у вестника несчастий стала такая умильная, будто он проглотил килограмм топленого масла, - волосы у Самсона выросли, вроде по пояс будут.

- По пояс! .. - ахнула Далила и прижала руки ко рту.

- Ладно, не печалься, - неуклюже ободрила ее Ипполита, - вернешься домой, наведешь порядок. Что сейчас горевать? Не убудет от него. Ты у нас женщина ладная, куда твоим ткачихам.

Но Далила переживала так, что сердце разрывалось на нее смотреть.

- И у тебя был, царица, - обратился дэв к Ипполите. Видел Тесея.

- Правда? И как он? - быстро спросила амазонка, не в силах побороть любопытство.

- Доходным делом твой милый занят. Даже не было у него времени на твое письмо взглянуть. Корабли встречает.

- Какие корабли?

- Знатные, богатые. Со всех стран к Лабиринту бесплодные женщины тянутся. А среди них, знаешь, какие богачки имеются.

- Ничего не понимаю... Бесплодные женщины, корабли... Да объясни ты толком, в чем дело!

- Я же объясняю - доходное, - сказал Друг и шмыгнул носом. - По всему Средиземноморью слух пронесся, что если бесплодная войдет в Лабиринт и пробудет там немного, то спустя некоторое время обязательно понесет.

- И кто же такой слух распустил? - Ипполита сжала кулаки, но внешне оставалась спокойной.

- Уж не знаю, кто, но дело... Отбою от клиенток нет.

- Ну, и ладно, - перебила я Друга. - А Ипполите какая печаль? Бродят себе дамочки по Лабиринту, пусть себе и бродят. Дело тихое, Минотавра нет, а в казну денежки текут...

- Будто они сами бродят, - усмехнулся бесстыжий. - Он же их и водит.

- Кто?

- Тесей.

- Врешь, собака! - не выдержала Ипполита и кинулась на дэва. Гиневра с Далилой явно желали ей подсобить.

Она бегала за маленьким и юрким дэвом по темнице. Он ловко увертывался, а когда амазонке удалось все-таки его схватить и припечатать к стенке, Друг вдавился в стену, словно она была сделана из теплого пластилина.

Ипполита отдернула руки и с изумлением смотрела на стену, из которой, словно барельеф, торчали голова и острые коленки Друга.

Наконец, она поостыла и уселась на камень в углу нашей тюрьмы.

- Вылезай, - махнула она рукой. - Я тебя не трону.

Дэв осторожно выпростался из стены и подошел ко мне:

- А вот тебя, уважаемая, я ничем порадовать не могу... - и склонился в легком полупоклоне.