Максим Перельман - Переход

Я зарыдал.

— Прекрати изображать из себя клоуна, Ральф, перестань так себя вести. Не надо истерик, всё слишком серьёзно, — произнесла она, — пойдём на улицу, а то ты приобрёл здесь не только зрителей, но можешь обрести и долгожданную славу, — сказала она, взяв меня за руку и выводя за дверь.

— «Все мы смешные актёры в театре Господа Бога», — пропел я по-русски, прислоняясь к дверному косяку. Потом серьёзно спросил:

— А откуда ты знаешь? А, может быть, и Иисус смеялся перед тем, как его арестовали в Гефсиманском саду? А? Откуда ты знаешь? Возможно, Он хохотал, а знаешь почему? А потому что всё уже было предрешено! Отчего же не посмеяться перед смертью?

— У тебя ещё не всё предрешено. Но ты сам должен решить.

— Да, да, конечно, я всё решу. Обязательно решу. Но можно не сегодня и не сейчас. Любимая, пойдем, напьёмся? Если у нас осталось мало времени, причём его мало только у меня, так уж позвольте мне насладиться моими последними днями в этой жизни. Я люблю тебя, дорогая моя, и хочу любить до самой смерти. То есть не очень долго, — я снова захохотал.

— Перестань, — сказала она ласково, — я тоже люблю тебя. Перестань мучить себя. Я не просила давать мне ответ сейчас, не просила тебя принимать решение сегодня. Я просто прошу тебя задуматься. А сейчас вернёмся в кафе и, если хочешь, выпьем что-нибудь.

Мы возвратились в кафе, сели за тот же столик.

Я пил коньяк и ещё раз убеждался в том, что алкоголь заключает в себе волшебство и делает этот мир менее твёрдым и более проницаемым для сознания.

— Психиатрам известно, — сказал я, — что пьяный и трезвый человек, находящиеся в одном и том же месте, на самом деле находятся в разных реальностях. То, что случится с одним, не может произойти с другим. Знаешь, Эрнеста, русское выражение «пьяному и море по колено»? Так вот, один мой знакомый, будучи пьяным вусмерть, упал с балкона четвёртого этажа, встал, отряхнулся и пошёл домой.

— Возможно, что существует множество реальностей — для трезвых, для пьяных, для… всё может быть. Но снять стресс с помощью алкоголя можно, — сказала она, — а нам это сейчас не помешает.

Сделав большой глоток вина, она закурила.

— Я так устала от всего этого, — сказала она, выдыхая дым, — почему Мир не может быть мирным, спокойным, устроенным? Почему в нём всегда находится место для таких, как Гиммлер и других сумасшедших маньяков?

Я знал ответы на все её вопросы и даже на те, которые она ещё не задала, но вряд ли она поняла бы, почему я разделяю понятия Бог и Создатель.

— Именно потому, что мир не спокойный, не мирный, не устроенный, потому в нём и живут такие мерзавцы и маньяки, как известный тебе Ральф, — я улыбнулся и дотронулся до своей груди, — Гиммлер и многие другие. И не живут, а находят себе последователей и целые толпы поклонников. В Третьем Рейхе мы очень ярко пропагандировали свои взгляды. Наша вера имеет под собой почву. Ведь все знают, что мир жесток, несправедлив и всегда неспокоен. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой», помнишь эту расхожую цитату? Что значит, идти на бой, не зная точно, что такое жизнь, а уж тем более что такое свобода? Счастье в борьбе, говорят нам, не объясняя, за что бороться. И мы, как белки в колесе, бессмысленно бежим куда-то, оставаясь на том же месте. И никто не знает, за какие преступления наши или наших далёких предков — мы оказались в плену материи. Поэтому у тех, кто выдвигает идею борьбы с Создателем, всегда найдутся и соратники, и последователи.

— Ты прав, Ральфи, конечно, мир несовершенен, — согласилась со мной Эрнеста, — но если бы люди попытались сделаться лучше, следовать заповедям, или хотя бы одной — «не делай другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе», то мир мог бы стать совершенным. А такие, как Гиммлер, Гитлер и… разрушают гармонию мира. Поэтому мир такой жёсткий.

Я засмеялся:

— Нет, дорогая, земные злодеи тут ни при чём. Это детская сказка, в которую ты веришь. Если сегодня на Земле разделить всё поровну, даже если говорить только о еде, то всё равно всего на всех не хватит. Так устроено, что кто-то должен всегда оставаться нищим. В этом вся шутка. Жизнь по своей природе изначально несправедлива. И когда в сытой Европе, сидя за столиком собственного ресторанчика, молодая и красивая женщина говорит о том, как ей жаль, что такие, как Гиммлер, хотят уничтожить мир, она просто не хочет думать о том, что в эту самую минуту где-то в Африке от голода умирают дети.

Очень легко, будучи сытым, одетым, находясь в тепле и комфорте, решить, что сам по себе мир не ужасен и вполне справедлив. Но и это иллюзия.