Что за грустные мысли, что за перепады настроения, сказал я себе. У меня много домов по всему миру. И вообще, не пора ли купить свой самолёт? У меня столько денег, что их будет не так-то легко потратить, если учесть, что человечеству осталось существовать не более трёх лет.
А по поводу того, что стюардессы возвращаются домой, то это не так. У них, вообще, нет дома, они проводят в воздухе и за границей большую часть времени, и, если посчитать, сколько дней они жили дома, то получится не более ста дней в году. Когда-то у меня была девушка стюардесса, встречались мы года полтора. Ну и сколько дней из этих полутора лет мы были вместе? Если наберётся пара месяцев, так уже хорошо.
Нет, мне лучше, чем стюардессам. Я лечу, куда хочу, с кем и когда хочу. И у меня есть дом, у меня очень много домов. Только вот, несмотря на богатство и молодость, я одинок. А может быть, и одинок я именно поэтому. Ведь люди чаще всего женятся от страха одиночества и от понимания того, что старость не за горами. А детей рожают потому, что Создатель заложил в нас инстинкт размножения тел. Вот и рожают, внушая детям своё понимание этой ничтожной жизни.
Сидя в кафе, я ждал, когда объявят посадку. Допив кофе, взял листок бумаги и ручку и написал:
Ты хотела бы стать ветром и уйти,
И не встречаться в бесконечности пути.
Ты говоришь — я бы хотела улететь, но я боюсь,
И потому я остаюсь, Потому я остаюсь.
Я стал бы ветром, но быть вечным не дано,
Я жил бы там, где всё красиво как в кино,
И от тебя я улетел бы, но боюсь.
Лишь потому я остаюсь, потому и остаюсь.
Я буду ждать тебя, и ты ко мне придёшь,
Ведь ты не станешь улетать, поскольку время не вернёшь,
А я бы ветром стал, но я всего боюсь.
И потому я остаюсь, лишь потому я остаюсь.
А я? А мне то это зачем? Мне спешить некуда, бояться тоже нечего. А детей? А зачем? Даже если представить, что мир не исчезнет, и люди будут жить дальше, зачем мне это? Чтобы придать смысл своей жизни? А она и так полна смысла, но мне от этого не легче. Этот её смысл как-то мало увязывается с моими собственными желаниями и взглядами. Но какая разница? Судьба все-таки исполнила мои мечты. А то, что она это сделала позже, чем мне хотелось, и то, что она, возможно, скоро всё заберёт назад, ну, так что ж поделаешь? Она по-другому не умеет. К этому уже давно пора привыкнуть.
Я летел туда, где прошла моя предыдущая жизнь, где я когда-то был ребёнком и где я по-настоящему был влюблён. Там я был истинным романтиком и достиг недосягаемых другими высот карьеры, став одним из самых влиятельных, а может быть, самым влиятельным человеком своей страны. Я летел в Берлин.
В Берлине я бродил по улочкам города и испытывал ещё одно новое для меня чувство нереальности происходящего. Как в том сне, который мне снился на протяжении многих лет и о котором я рассказал Эрнесте. Самое удивительное было то, что я узнавал большинство улиц этого города, но только в той его части, которая существовала в первой половине двадцатого века.
Так я гулял по Берлину, и, несмотря на то, что я был совершенно один, мне не было скучно. Я испытывал что-то вроде ностальгии, приехав в город своего детства после долгого, очень долгого отсутствия. У меня теперь не было проблем с языком — говорить по-немецки мне было так же легко, как по-русски. Я несколько раз ловил себя на том, что в некоторых ситуациях даже думаю по-немецки.
Прошла неделя. Печальные прогулки, одиночество, маленькие кафе, милый семейный отель в старом центре города. Я никуда не торопился и никуда не собирался уезжать. Я просто жил, тратя своё время, и грустил светлой и чистой грустью.
В один из таких дней я вдруг увидел то самое кафе, которое мне так часто снилось. Я остановился поражённый тем, что мой сон оказывался явью. Хотя я уже привык не удивляться ничему. Это и не было удивлением, пожалуй, это было похоже на чувство, которое бы вас охватило, если бы, рассматривая картинку в старой детской книжке, вы вдруг ощутили бы себя внутри этой картинки.
С колотящимся сердцем я вошёл в кафе. Там всё выглядело так же, как в моём сне. Даже столик, за которым я сидел во сне, был точно такой же, и он был свободен. Посетителей почти не было, за соседним столиком смеялась молодая парочка, официант подошёл ко мне, и я, как и тогда во сне, заказал кофе и воду. Я взглянул на входную дверь. На внутренней её стороне сияли чистые большие зеркала, точно такие, как те, что мне снились.
Неожиданно для себя, допив кофе и закурив, я на секунду задумался о происходящем сейчас со мной, и ощутил, что в эту самую минуту творится нечто неуловимое, неподдающееся объяснению. И я почувствовал тоску. Она была настолько острой и пронизывающей, как будто в ней причудливо переплелись события моей предыдущей и нынешней жизни. Я понял, что именно в эту минуту я перешёл через какую-то грань или черту. Как знаете, в кино бывает такой момент, когда ты понимаешь, что развязка уже близка, что первая часть фильма закончена.
Читать дальше