Уильям Котцвинкл - Ип

— Сэр, — сказал Тайлер, пытаясь отвлечь внимание учителя от Эллиота, — в ваш пакет с завтраком прыгнула лягушка!

Учитель схватил пакет и вытряхнул из него содержимое; ветчина и сыр из сандвича упали в раствор формальдегида и, мгновенно замариновавшись, опустились на дно. Никакой лягушки в пакете не оказалось. Последнюю из них в эту минуту сталкивали с подоконника за окно, и делал это Грег, на губах которого от возбуждения пузырилась слюна.

Разъяренный учитель вытащил Эллиота из класса. Стив достал свою крылатую бейсбольную шапку, надел ее и подвигал крылышками.

— Исключат, уж это как пить дать, — сказал он.

И задумался над тем, что может случиться с человеком, когда им начинает управлять сестренка.

А тот, кто на самом деле управлял сейчас Эллиотом, тот, кому Эллиот был обязан временной потерей разума, бестолково переключал телевизор с одной программы на другую. Потом Ип, уже совсем опьяневший, уселся поудобнее в кресло, и теперь оттуда торчали не уместившиеся на мягком сиденье две большие ступни. Передавали последние известия, и этот великолепный для Ипа день омрачило сообщение об аварии в шахте:

— …южная штольня обвалилась , — говорил в микрофон обсыпанный пылью спасатель. — Думаю, что мы подняли наверх всех, но состояние этих людей критическое .

Послеполуденному миру крупным планом показали пострадавших шахтеров. Не вылезая из кресла, маленький домовой поднял палец. Кончик пальца засветился розовым светом.

Пострадавшие поспрыгивали с носилок. С криками изумления они задвигали руками и ногами, а потом бросились обнимать друг друга.

Ип раскупорил новую бутылку пива.

Разъяренный учитель тащил Эллиота по коридору. Жизненный путь учителя биологии вообще не усыпан розами, а орды подростков, с которыми учителю приходилось каждый день иметь дело, уже расшатали его нервы; иногда ему приходила мысль, что в эфир, возможно, ему стоило бы погрузить собственную свою голову. А уж о голове Эллиота и говорить нечего, ее бы он погрузил в эфир, не раздумывая. С трудом подавляя в себе это желание, он решил передать Эллиота в руки директора школы в надежде на то, что директор высечет Эллиота сам или прикажет это сделать другим. Но, разумеется, современная система образования таких мер воздействия не допускает, и, когда дрожащий и надломленный учитель вышел, пошатываясь, из кабинета директора, у него было чувство, что с детьми ему не справиться.

А в кабинете директора сейчас претворялись в жизнь мягкость и либеральный подход. Директор, педагог с передовыми взглядами, достал свою сделанную из корня эрики трубку, закурил и стал создавать атмосферу взаимного доверия.

— Скажи, сынок, что с тобой было? — Он погасил спичку и не спеша затянулся. — Такие, как ты, мой мальчик, сами создают для себя преисподнюю. Ты отвечаешь за свою жизнь…

Директора понесло; для него не было собеседника более приятного, чем он сам, и оттого, что аудитория в лице Эллиота слушала как зачарованная и не шевелилась, уверенность его в себе только росла. Он сек мальчика штампами, цепочками штампов, позаимствованных у телевидения, из газет, из скучных специальных журналов, и сек также перлами, рожденными его собственным неглубоким умом.

— …Пойми, что в нашу эпоху человек должен поднимать себя за шкурки собственных ботинок.

Его трубка посылала вверх маленькие самодовольные облачка дыма. Мир стоит прочно. Бунтующая молодежь скоро поймет: оттого, что она раскачивает лодку, ничего хорошего не получится. Вынимая изо рта трубку, он размахивал ею в воздухе. Должность директора в надежных руках. Педагогика неколебима.

Но только Эллиота вдруг стало выталкивать из кресла вверх.

Виноват был, конечно, Ип. Его изрядно хлебнувшая волна, резвясь, носилась по кабинету директора и, наконец, как вода выталкивает вверх пробку, начала толкать вверх бедного Эллиота.

Изо всех сил вцепившись в подлокотники, он пока удерживал себя в кресле: директор не понял, что происходит, ему казалось, что Эллиот просто ерзает.

— …из-за несерьезного отношения к жизни ты и твои друзья теряете драгоценное время . Понятно тебе, о чем я говорю? — Совсем позабыв об Эллиоте, завороженный монотонностью собственной речи, он раскрывал и закрывал рот. — …мир, сынок, величина известная . Оторвись от несуществующего. Именно в этом, мне кажется, корень всех твоих трудностей.