Обвинитель - Хью Берингар - первым преклонил колено перед королем, резко поднялся и направился к ристалищу. Фламандцы расступились, давая ему дорогу. Стоявший неподалеку Кадфаэль заметил, что лицо Берингара сосредоточено и серьезно, но в черных глазах по-прежнему притаилась смешинка.
- Я знал, - сказал Хью монаху, проходя мимо, - что ты меня не подведешь.
- Смотри, - уныло отозвался Кадфаэль, - сам меня не подведи.
- Не бойся, - заверил его Хью, - я исповедался и ныне чист и невинен, как новорожденный ягненок. - Голос его звучал ровно и задумчиво. - Я готов, как никогда в жизни, и знаю, что ты меня поддержишь.
"Да, мысленно я буду с тобой на арене", - ощущая свою беспомощность, подумал Кадфаэль и усомнился в том, что годы спокойной монашеской жизни смогли повлиять на его мятежную натуру и смирить некогда буйный и непокорный дух. Он чувствовал, как кровь закипает в жилах, словно это ему предстояло вступить в смертельную схватку.
Курсель также преклонил колено перед королем и последовал на площадку за своим обвинителем. Противники заняли места на противоположных концах ристалища, а Прескот встал между ними и высоко поднял жезл распорядителя, глядя на короля в ожидании сигнала. Герольд громогласно зачитал обвинение, назвал имя обвинителя и уведомил собравшихся, что обвиняемый вины за собой не признает. Толпа качнулась к арене с единым, словно порыв ветра, вздохом. Кадфаэль ясно видел лицо Хью: теперь оно было решительным и суровым, улыбка исчезла. Пристальный взгляд был устремлен на противника.
Король обозрел арену и поднял руку. Прескот опустил жезл и отступил к краю ристалища, а противники двинулись навстречу друг другу. На первый взгляд, силы противников были неравны. Курсель был старше, гораздо опытнее и значительно сильнее. Высокий рост, могучее телосложение и несомненная искушенность в воинском деле давали ему неоспоримое преимущество. По сравнению с ним Берингар казался сухопарым юнцом, и хотя можно было предположить, что его легкости будут сопутствовать быстрота и проворство, с первых же мгновений стало очевидно, что Курсель тоже необычайно подвижен и ловок. Лишь только послышался звон стали о сталь, как Кадфаэль почувствовал, как рука его невольно сжалась, как будто обхватив рукоятку меча, и повернулась, парируя удар тем же движением, каким отбил смертоносный клинок Курселя Хью Берингар. Отразив первый натиск противника, Хью развернулся, и теперь его можно выло увидеть из-под арки ворот.
Из темного проема возникла фигура девушки - словно ласточка в черно-белом одеянии, она летела к арене с развевающимися золотистыми волосами. Она спешила, позабыв обо всем на свете, подхватив юбки чуть ли не выше колен, а за ней, задыхаясь и заметно поотстав, пыталась поспеть другая молодая женщина. Запыхавшаяся Констанс из последних сил умоляла свою госпожу остановиться и вернуться домой, но Элин ее не слушала. Со всех ног бежала она туда, где в схватке не на жизнь, а на смерть сошлись оба ее поклонника. Она не смотрела по сторонам, и только вытягивала шею, стараясь разглядеть происходящее на арене поверх множества голов. Кадфаэль устремился ей наперерез, и, увидев монаха, она бросилась к нему.
- Брат Кадфаэль, что это? Что он наделал? И ты - ты знал и не сказал мне!
Если бы Констанс не пошла в лавку за мукой, я бы так ничего и не узнала...
- Тебе здесь не место, - проговорил Кадфаэль, прижимая к груди дрожащую и задыхавшуюся девушку, - ты ничем не можешь ему помочь. Я обещал ему, что не скажу тебе ни слова. Он не хотел, чтобы ты приходила сюда, незачем тебе на это смотреть.
- Нет! Я останусь! - пылко возразила девушка. - Неужели ты думаешь, что я могу уйти и оставить его одного? Но скажи мне, - голос ее звучал умоляюще, - это правда - то, что говорят в городе? Что он обвинил Адама в убийстве этого юноши? И что доказательством послужил кинжал Жиля?
- Да, это правда, - подтвердил Кадфаэль.
Девушка неотрывно смотрела на арену, где, со свистом рассекая воздух, вновь и вновь сталкивались с лязгом стальные мечи. В ее больших глазах читалась растерянность.
- И это обвинение - оно справедливо?
- Истинно так.
- О Господи! - воскликнула девушка, не сводя зачарованного взгляда с ристалища. - Он такой хрупкий... как же ему тяжело сейчас приходится... Ведь он чуть ли не вдвое меньше своего соперника - и решился на такое! О брат Кадфаэль, как ты это допустил?
"Теперь, - со странным облегчением подумал монах, - я хотя бы знаю, кто из этих двоих для нее "он". До сих пор я не был в этом уверен, а может быть, и она тоже". Вслух он сказал:
Читать дальше