Дэвид Брин - Глина

Они делали это задолго до того, как Бевисов научился импринтировать душу в глину.

Уходим!

Расходуя так много энергии, не испытывает ли глазер голода? В мире осьминогов и кашалотов можно найти красоту — но там маловато пропитания. Тогда почему же макроволна, похоже, не расстроена этим фактом — она поворачивается по оси, изобретенной тут же, на месте, выворачивая сам фон, из которого возникает вакуум, и, набирая скорость, уносится по ей одной известному курсу.

Кажется, мы открыли для себя внешний космос.

Мы пролетали мимо звездных скоплений, которые словно прыгают на нас из пустоты. Впрочем, пустоты как будто и нет. Сама метрическая система становится компонентом волны, ее союзником в путешествии, но никак не препятствием.

Осматриваясь… исследуя… мы иногда останавливаемся и видим то…

…медленно разрастающийся красный гигант, пожирающий своих дитто…

…то состарившийся белый карлик, рожденный в первом галактическом поколении. Разбросав большую часть своей субстанции, он еще долго будет тянуть на голодной диете, мерцая ни для кого…

…то прожорливый голубой сверхвеликан, чье время — какой-то миллион лет — быстро съедает ослепительное великолепие. Слишком массивный для других целей, он предпочел величие жизни…

…если, конечно, раньше колосса не рассечет пополам некая удивительная сила. Сингулярность. Не черная дыра. Она длинная и тягучая — исключительный реликт творения, изъян в пространственно-временном континууме, смертоносная, прекрасная для тех, кому знаком язык чистой математики…

…она уже наделала немало шума, пройдя через огромное молекулярное облако, вызвав вихревые движения, вторгшиеся в новорожденные системы…

Мы проносимся дальше, мимо спиральных сияющих ярче алмазной пыли и…

…устремляемся к скромному желтому солнцу… звезде приятного среднего возраста, без претензий. Со свитой пятнышек — планет…

…из которых одной, похоже, повезло больше — теплая, но не раскаленная, массивная, но не тяжеловесная. Не сухая, но и не затопленная водой и вообще интересная.

Мы опускаемся в этот мир, великолепный в своем балансе океана и неба, моря и суши, гор и равнин, озер и холмов, деревьев и кустарников, хищников и добычи, паразитов и пожирателей, глины и хрусталя, молекул и атомов, электронов и…

Подождите!

Назад!

Что это там мелькнуло? Сияющие шпили, возведенные замечательными руками? Корабли и магазины, дома на деревьях? Существа, разговаривающие на каком-то мягком, певучем языке?

Прокручиваем назад. Это нетрудно. Надо лишь возвратиться к размеру и масштабам, средним между космосом и кварком.

Еще одна цивилизация. Еще одна раса думающих, чувствующих существ! Разве ты не это искал?

Очевидно, нет.

Мало что осталось от того глянцевого меня, вышедшего из печи утром во вторник, а потом отказавшегося убирать дом и бегать по городу, выполняя поручения Альберта Морриса. Тело, прожившее благодаря Энею Каолину почти три дополнительных дня. Ослиное упрямство. За это время я сделал гораздо больше, чем поскреб сортиры! Во мне скопилось так много интересных воспоминаний и мыслей! Жаль, что нет возможности сохранить их все, поделиться ими.

Тем, что я видел.

И тем, что мне привиделось. Точнее, послышалось, напомнил я себе. Странное эхо, тот ироничный, немного надменный голос… Да, реальный Альберт многое пропустит. При условии, что он не сгорел вместе с домом. В этом случае бедняга провел, должно быть, всю неделю за компьютером или под чадрой, координируя действия эбеновых специалистов и серых сыщиков и торгуясь со страховыми агентствами. Работяга. Зануда.

Впрочем, не такой уж он и скучный. Иначе Клара его бы не любила.

Я бы улыбнулся, если бы мог. Как приятно, что моей последней мечтательной картинкой будет она… женщина, которую я лично не знал. Но все равно обожал.

Воображение сделало мне еще один, прощальный подарок, подарок голове, катающейся по дну мусорной корзины. Да, это она, ее лицо выплыло из туманной романтической дымки, так мило смягчающей любой образ. Даже если на голове дюралевый шлем с рожками антенн.

Образ наклонился: Клара словно всматривалась в меня, а ее голос звучал, как пение ангела.

— Пусть меня разрежут на кусочки и подадут вместо темпуры, — произнесла она, обращаясь к иллюзорному серафиму и сдвигая на лоб голографические очки. — Чен, тебе не кажется, что этот дит похож на Альберта?