Дэвид Брин - Глина

Теперь должно хватить, подумал я, когда корзина наконец стала на стул. В любую минуту кто-то мог восстановить контакт с пусковой установкой и возобновить отсчет. Да и шаги приближались. Что бы тут ни происходило, я хотел принимать в этом участие. Действовать! Пусть даже как жалкая копия Франки.

— Ну давай!

Я ухватился рукой за край стула и подтянулся. Голова и туловище весили теперь намного меньше — и продолжали терять вес, — но все же напряжение оказалось предельным. Моя рука треснула в нескольких местах, и из трещин потянулся ядовитый пар. И все же мне удалось зацепиться за стул подбородком, что ослабило напряжение руки. Стало легче, но было все так же больно. Уперевшись локтем, я поднапрягся и кое-как втащился на стул.

— А ведь дальше труднее.

До сканера было близко, и я уже видел зеленую кнопку с надписью «старт», но прежде чем нажать на нее, нужно было просунуть голову между щупальцев перцептрона. Тем не менее я нажал кнопку, приказав машине начать подготовку. Все же экономия времени — когда и если все пройдет успешно, заготовка уже будет ждать.

Машина заурчала.

— А вот теперь самое рискованное.

К счастью, у стула имелись подлокотники — целых два, ровно вдвое больше, чем мне требовалось. Прижавшись к перевернутой корзине и чувствуя за спиной подлокотник, я поднял руку и ухватился за край дубликатора. При первом же усилии два моих пальца отвалились и, пролетев мимо, звонко шлепнулись на пол.

Из трещин на руке потекла жидкость цвета магмы. Интересно, успею ли я раствориться до того, как жар превратит меня в керамическую статуэтку. Ну и скульптура получится! Напрягшаяся рука, лицо, искаженное гримасой, и мертвое туловище-обрубок… образец упрямства — неплохое название.

— Вот! Надо сбросить балласт!

Какое своевременное озарение.

Применив урок, полученный наверху, я втянул свое внутреннее «я» поглубже. Теперь нижняя часть торса была мне не нужна. Ну и отбросить ее! Поберечь оставшиеся энзимы для последнего усилия.

Я почувствовал, как мой живот отделился от грудной клетки и рассыпался на куски. Сразу же стало легче. Рука напряглась и… отвалилась от плеча.

Вряд ли я смогу описать, что почувствовал в тот краткий миг, когда, подчиняясь законам физики, моя голова с верхней частью торса взлетела на один уровень с прогретой платформой — белой поверхностью, на которой полагается возлежать оригиналу, отдающему приказания послушной машине, спешащей изготовить дешевые копии, идеальных слуг, не помышляющих о бунте и всегда знающих, что им делать.

Когда-то все это казалось таким простым.

Во время этого короткого полета я еще успел подумать…

Предположим, я приземлюсь в нужном месте. Но смогу ли я, имея в качестве инструмента лишь подбородок и часть плеча, осуществить нужный маневр и установить голову между сенсорами?

Учитывая, что кнопка уже погружена, начнется импринтинг автоматически? А если нет, то как мне нажать ее еще раз? Проблемы, проблемы. И знаете что? Я бы нашел решение. Уверен, если бы траектория описанной мной дуги вывела меня в нужное место.

Но, подобно Моисею, мне пришлось удовольствоваться созерцанием земли обетованной издалека. Моя голова пролетела рядом с платформой, впритирку с ребром дубликатора, задела корзину, которая, свалившись со стула, стала в первоначальное положение.

Но кому-то и этого показалось мало.

Я прокатился по сиденью, завис на краю и, не имея возможности удержаться, рухнул вниз, завершив эту проклятую неделю в той самой злосчастной корзине с подходящей надписью «Для мусора».

Луч глазера вырвался наконец на свободу.

Вот это было зрелище.

Гигантская Постоянная Волна прошла, отшвырнув маятник — вместе с дитЙосилом — к каменному потолку. При этом все стоявшие поблизости не пострадали, потому что мощное волновое искажение мгновенно повернулось по оси, проходившей под прямым углом ко всем известным направлениям, и исчезло неизвестно куда.

И только реальный Альберт повернул голову, словно провожал взглядом умчавшийся луч. И улыбнулся так загадочно, так спокойно-печально и так мудро, что Риту и ее братец просто застыли на месте. Только что они бежали к нему с явно недобрыми намерениями и вдруг, в одно мгновение, замерли, опустили руки и попятились, таращась на Альберта.

Да, «якорь» удержался на тонкой ниточке.

Пойдем дальше?