Ольга Силаева - Рассказы

- Так что произошло? - подала голос мать девочек. - Как у вас сына увели?

"Увели". Все, Стокгольмский синдром. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша... Я тряхнул головой. Нет, все правильно, это я идиот. С преступником нужно говорить, его нужно убеждать, успокаивать, принимать его сторону.

Виктор долго молчал. Прошло минуты три, прежде чем он открыл рот - и запищал зуммер.

- Вы связались с Алексеем? - резко спросил Виктор у человека на экране.

- Мы работаем над этим. - Голос седоватого человека звучал уверенно. - Виктор, мы пойдем на уступки, но нам нужно что-то и от вас.

- Конечно. - Виктор щелкнул переключателем, и большой экран погас. - Я дам вам еще час. Целых шестьдесят минут, в течение которых вы сможете подумать о своей карьере и о том, что с ней будет, когда обломки этого здания накроют весь квартал. Я не требую вертолета, чемодана денег и созыва внеочередной сессии ООН. Я просто хочу поговорить с сыном.

- Еще один такой щелчок, и с вами перестанут разговаривать, - заметила Светлана, когда Виктор отошел от ноутбука. - Если вы не начнете освобождать заложников, они пойдут на штурм.

- Они даже не эвакуировали всех людей из здания, - поморщился Виктор. - Не пойдут.

- Так расскажите про сына, пока есть время. Что с ним?

- Замолчите. - Он вдруг поднял руки к голове, словно защищаясь от боли. - Замолчите!

- Виктор, я пытаюсь вам помочь...

На Светлану зашикали. Девушка опустила голову.

- До него вот-вот дойдет, что он сотворил, - тихо проговорила блондинка рядом со мной. - И тогда он распояшется.

Я посмотрел на нее. Ей было около сорока, может быть, даже больше. И ей было очень страшно.

- Вы-то что здесь делаете? - Я перевел взгляд на ее туфли. - Играете в Золушку?

- Я больше подхожу на роль злой мачехи, - грустно улыбнулась она. - Хотя для интернатских детей все мачехи добрые, лишь бы взяли в семью. Вам, например, хотелось найти родителей?

Я моргнул.

- Постойте. Как вас зовут?

- Анжела.

- Родион. - Я невольно посмотрел в сторону пальто, где остался именной пропуск. - Анжела, откуда вы знаете, где я вырос?

Она проследила за моим взглядом.

- Вот оттуда, - кивнула она. - На вас пальто такого же кроя, как когда-то у моих ребят. Помню, я сама ездила на фабрику: проверяла ткань, беседовала с мастерицами... Я угадала?

- Да, - помолчав, согласился я. - Другие мне просто... не подошли.

- А еще я видела ваши картины. "Сквозь трамвайное стекло" - это ведь вы?

- Я шесть лет водил трамвай. Как раз в позапрошлом году, когда я ушел, с Тверского проспекта сняли последние рельсы. Отложилось в памяти, наверное.

- Шутите? Вместо того, чтобы рисовать?

- Чтобы не умереть с голоду, - пожал плечами я. - Вы ведь и сами пошли в уборщицы не от хорошей жизни, верно? Или...

Анжела покачала головой, вглядываясь в Виктора. Тот, хмурясь, набирал что-то на ноутбуке. Рядом лежали пистолет и спутниковый телефон.

- Неужели трансляцию в сеть устроит? - почти с любопытством сказала Анжела. - Ребята в прошлый раз до такого не додумались.

Я вопросительно поднял брови.

- Я была старшей воспитательницей, когда в "Архимеде" начался бунт. Разбудили среди ночи: еле успела халат накинуть. Согнали всех в столовую... страшно, темно... холодно очень; зима была.

Она обняла себя руками.

- Почему? - Я бросил взгляд на Виктора. - Почему дети на такое пошли?

- Им было одиноко, - просто ответила Анжела. - Хотели изменить законы, чуть ли не жаловаться президенту собирались. Мне кажется, им хотелось домой, к родителям. Или просто в семью. Вы же знаете: усыновят десять, двадцать ребят, но всегда найдется и тридцать пятый, и сорок шестой...

- Я, наверное, был семьдесят девятым, - кивнул я. - И вы тоже?

- Хм? Нет, я потребовала, чтобы меня вычеркнули из списков. - Анжела совсем по-детски покраснела. - Ждала маму...

- Простите...

- Ничего. Так вот, в новостях сказали правду: жертв при штурме не было. Ребят разоружили, все отправились в разные интернаты. Но один, Юра, не выжил: порок сердца. Он жил в той комнате, где все началось. Не стал брать в руки оружие, но и не донес: пошел в столовую вместе со всеми. А потом... просто не поднялся с пола.

- Мне жаль, - тихо сказал я. - Он для вас что-то значил?

Анжела покосилась на меня с каким-то боязливым уважением.

- Как вы сразу увидели, - произнесла она удивленно. - Да. Я его любила. Взрослая женщина - пятнадцатилетнего мальчишку. Он меня утешал там, в столовой, а я его поцеловала... и еще один раз, на прощание. В интернат, конечно, я потом не вернулась: куда уж мне. Желтый штамп, один шаг до пожизненного надзора.