Ольга Силаева - Рассказы

"Одиночное сообщение в сети о том, что террорист удерживает на крыше центра усыновления восемь заложников, из них трое детей, не подтвердилось. Власти города отказываются от комментариев. Между тем квартал оцеплен, и из небоскреба продолжают выходить люди..."

Не хочу. О своей смерти я предпочел бы узнать не из новостей.

"Впрочем, все мы смертны. Помните закон Ломоносова-Лавуазье? Если где-то убыло, значит, где-то столько же прибыло. Хороший был человек Лавуазье, а туда же: закончил жизнь на гильотине. Что не мешает нам лишний раз помянуть его добрым словом: кабы не он, откуда бы мы знали, куда деваются наши денежки! На спорт они деваются. Если кто не знает, претендент на звание чемпиона мира по шахматам - наш земляк, тверичанин Алеша Авдеев. Увы, матч пришлось отложить на две недели из-за его болезни. Пожелаем же юной тверской звездочке скорейшего выздоровления, и прервемся на рекламу. С вами ди-джей Гильотен: не берите в голову!"

Я коснулся мочки уха нетвердыми пальцами. Звук угас.

Виктор задумчиво смотрел на меня. Услышал что-то?

- Ваш ребенок болен, - сказал я. - И вы хотите его спасти.

- Браво. - Виктор развел руками. - Интересуетесь шахматами?

- Слышал... краем уха.

- Три года назад экс-чемпион мира Дмитрий Яковенко давал в Твери сеанс одновременной игры. Лешка один у него выиграл. Тогда за ним и началась... охота.

- То есть им заинтересовались тренеры, рекрутеры, детские психологи? - уточнила Светлана. - Но что же в этом плохого?

- Ребенок не создан для таких нагрузок, - равнодушно сказал Виктор. - Сначала я его даже поощрял. Ездил с сыном по стране, возил за рубеж. Радовался, когда он побеждал на турнирах и давал пресс-конференции. Ждал в коридоре, когда нас вызывали на очередное медобследование.

Я напрягся. За Яковенко трон захватили китайцы - после того, как приняли закон об отказе от прав, в новом поколении ярких звезд просто не стало. Пловцы, стрелки, балерины... но не шахматисты. За юного гения обязаны были взяться всерьез.

- А потом нам предложили поучаствовать в тестировании нового препарата, - буднично продолжил Виктор. - Полная безопасность, никаких противопоказаний... Фантастическая скорость: после первой инъекции Алексей обыграл суперкомпьютер за двадцать ходов. После второй у него начались кошмары. А третью я запретил.

- И тогда у вас отобрали сына?

- Не сразу. Его обрабатывали по меньшей мере полгода. Я, идиот, ходил за ним хвостом: думал, не достанут. - Виктор на секунду прикрыл ладонью лицо. - Довольно. Ради Лешки я подожду еще четверть часа, но у меня хватит сил выстрелить.

- Вот только зачем? - прошептала Светлана.

- А задайте себе этот вопрос. Направите ли вы пистолет на чужих людей, если от этого зависит жизнь вашего ребенка? Или проживете еще сорок лет с чувством вины?

- Но есть же и другие пути. Пикеты, голодовки, марши протеста...

- Да? - Виктор с любопытством посмотрел на нее. - И что, помогает?

Светлана промолчала. Виктор несколько секунд смотрел на нее, потом кивнул и вернулся за стол.

Я обхватил руками колени. Подумать бы о чем-нибудь хорошем, светлом...

Передо мной остановились знакомые каблуки. Анжела опустилась рядом.

- Не прогоняйте меня, а? - попросила она. - Совсем плохо одной. Трясет, как выброшенного на мороз щенка... простите за экспрессию.

- Садитесь. - Я подвинулся.

- Вы, должно быть, отчаянно смелый человек, - задумчиво проговорила Анжела. - Верите, что с вами ребенку не будет хуже, чем в интернате. Чем с родным отцом. А ведь мальчик будет сравнивать, нет? Или девочка?

- Анжела, мне неприятны ваши намеки.

- Простите. Не хотела вас задеть. Но такие мысли у вас были, верно? Страх, что вас сочтут за извращенца; неуверенность в своих силах; боязнь, что вы не поймете ребенка, а он вас...

- Все гораздо проще. В детстве я мечтал, чтобы меня забрали. Из комнаты с шестью кроватями, от тусклых ламп, от чувства голода на пятом уроке... Я не ждал молочных рек и кисельных берегов. Закуток за ширмой, кружка чая на кухне и кто-то, кто обнимет и выслушает - только и всего.

- Последнее важнее, - серьезно сказала Анжела. - Но времена изменились. Теперь никто не живет в комнатах на шесть человек. Удобные помещения, компьютер и электронный счет у каждого ребенка, поездки за границу... вы ведь это и хотели ему дать, верно?

- И это тоже. Ему было бы с кем поговорить каждый вечер: уже немало. У меня нет отцовского инстинкта. Есть желание приютить, помочь, сберечь, защитить. Нереализованная любовь. Одиночество, в конце концов. Но сейчас... - Я обвел рукой зал. - Сейчас, как видите, это не имеет значения.