Ольга Силаева - Рассказы

- Все стулья - к той стене. Если не хватит одного ряда, ставьте сверху. - Виктор посмотрел на нас. Мы не шевелились. - Я говорю по-китайски?

- По-русски, - механически ответил я.

- Но вы не понимаете, - довершил он. - Хорошо. Мальчик, подойди сюда.

- Не смейте, - прошептала Светлана.

Саша шагнул раз, другой. Взгляд его не отрывался от руки с пистолетом.

- Хорошо... Видишь девочку с плюшевым слоном? Подведи ее ко мне.

- Только попробуй!

Полная женщина рывком засунула дочь за спину.

- Мужики вы или кто? - выкрикнула она. - Одного полудурка со стволом прищучить не можете! Здесь дети, понимаете вы! Нет?!

- Если вы мне помешаете, - спокойно сказал Виктор, - я убью их всех. А потом подойду к вам. Трудно начать, а продолжить совсем не сложно.

- Таня... - Артур осторожно погладил жену по плечу. Та стряхнула его руку.

- Мариша, не подходи к нему, - высоким голосом сказала она. - Дядя тебя обидит. Не надо к нему ходить.

Девочка недоуменно моргнула. Саша на негнущихся ногах двинулся к ней.

- Достаточно, - произнес Виктор, когда до девочки осталось несколько шагов. - А теперь возьми у нее слона и вернись с ним.

Мальчик выполнил его просьбу. В зале стояла мертвая тишина.

- Он живой, - тревожно сказала Маришка. - Я его с ложки кормила. Не обижайте его... пожалуйста.

- Извини, Мариша, - ровным голосом сказал Виктор. - Но бездушная игрушка - лучше, чем твоя мама, верно?

Он отработанным движением вскинул оружие и выстрелил слоненку в голову. Раздался негромкий хлопок.

- Он живой!! Не надо!

Девочка бросилась к игрушке. Серый плюшевый слон лежал на полу, раскинув лапы, словно и впрямь стал на миг живым существом.

- Ты. - Виктор ткнул пальцем в парня-техника. - Вниз, живо. Расскажи им все и добавь, что в этом рюкзаке хватит взрывчатки, чтобы обрушить пару этажей. Если через пятнадцать минут мне не позвонят, я буду знать, кого в этом винить.

Парень, явно не веря своему счастью, на полусогнутых ногах попятился к выходу. Дверь за ним закрылась, и мне показалось, что мы остались без воздуха.

- А теперь, - обвел нас взглядом Виктор, - может быть, кто-то еще откажется двигать стулья?

Желающих не нашлось.

Я таскал мебель медленно, через силу. Внутренний голос шептал: пока мы переносим стулья, мы живы. Остальных, похоже, обуревали те же чувства. Светлана то и дело подчеркнуто вытирала пот со лба, блондинка еле двигалась. Маришка беззвучно плакала на полу. Ее отец подошел было к ней, но, наткнувшись на взгляд Виктора, увял и, сгорбившись, подхватил четыре стула разом.

Когда посреди зала остался лишь один стул, Виктор жестом остановил нас.

- Сумки, телефоны, бумажники, куртки, пиджаки - к стене, - негромко сказал он. - Весь пол в вашем распоряжении.

- Стулья же есть, - грубовато сказала долговязая девчонка.

- Лена, не начинай, - почти шепотом попросила ее мать.

Я расстегнул пальто и бросил его на растущую груду вещей. Бумажник, телефон, ключи, паспорт... На пол упала визитка мэра. Выпросить у Виктора звонок, что ли? "Доброе утро! У вас в приемной висит моя картина, помните? Не хотите ли еще одну? Только вот есть одно затруднение..."

Ах, да: секретарь не соединит. Мэр Твери не ведет переговоров с террористами.

Я уселся на пол и скрестил ноги по-турецки, сминая брюки. Каждое движение давалось с трудом: мышцы отказывались повиноваться.

Виктор быстро двигался вдоль внутренней стены, приматывая к ней скотчем горчичного цвета бруски. Остальные разместились в нескольких метрах от меня.

Мать прижимала к себе младшую девочку. Ее старшая дочь сидела поодаль, уткнув нос в колени. Светлана, помедлив, сняла элегантные туфли и опустилась на пол, подобрав юбку. Артур и мальчик Саша остались стоять.

Я повернул голову. За стеклом начинался нормальный мир. Пасмурное утро, сонный еще проспект Чайковского, невидимые пешеходы на Трехсвятской. И все это - даже городские голуби, даже ошалевшие от высоты вороны - далеко внизу: не достать, не угнаться.

Я вспомнил свою первую и единственную поездку в Нью-Йорк. Как я забрался на небоскреб, несмотря на пасмурную погоду. Мне не нужны были бинокли: я хотел видеть небо, цветущие вишни в Центральном парке, клочки облаков, пушистые издалека и такие холодные вблизи, Таймс-сквер и Гарлем. Чудо, которого я был лишен все шестнадцать лет в приюте. Чудо, которое я хочу подарить...

- Родители, когда приходят сюда, думают о хорошем, - раздался голос над ухом. - Они сидят на вершине мира, и мы заставляем их верить, что мир изменится.