Чарльз Плэтт - Лабораторные грызуны

Харрис взял Лориану за руку, и оба они покинули темную обзорную камеру. Судя по выражению ее лица, она определенно разделила с Харрисом необычное чувство -- было оно чисто субъективным или не было.

На следующий день, вернувшись с дежурства, Харрис нашел свою комнату в состоянии полного хаоса.

--Извиняюсь, сэр, -- буркнул крепко сложенный человек, вытаскивавший в коридор кровать Харриса, -- переселяют вас. Ваша комната теперь -- номер тридцать два.

-- А для чего все эти переселения?

-- А, это из-за тех ученых, да прочих, которые въезжают, -охотно объяснил человек, приостановившись на минутку. -- Надо их где-то размещать, и вся планировка опять вверх тормашками пошла -- чтоб кровати новые куда-нибудь втиснуть. И все одно, сдается мне, места на всех не хватит. Не удивлюсь, если кое-кого и в коридор поселят.

Он ухмыльнулся, рассыпался в задышливом смешке и снова взялся за кровать Харриса.

Харрис раздраженно попихал свои пожитки в чемодан, кое-как связал вместе книги да бумаги и, нагрузившись, побрел узким коридором на поиски номера тридцать два.

Тесное здание было битком набито людьми, толпящимися повсюду. Многие, как и сам Харрис, тащили в руках чемоданы. Атмосфера становилась душной и угнетающей; сходство комплекса с муравейником заметно усилилось.

Наконец он отыскал свою новую комнату. Стоя в дверях, он чувствовал нарастающее удивление. В комнате едва помещалась кровать, да еще туалетный столик, который, похоже, только чудом удалось втиснуть в эту тесную клетушку. Ни кресла, ни стола, ни гардероба...

Глубоко вздохнув, Харрис шмякнул свою ношу на кровать и вышел в коридор.

С Лорианой он условился: никому не рассказывать о странном явлении, происшедшем с ними накануне. Скандала в буфете, завершившегося избиением Картера, причины которого Харрис и сам до конца понять не сумел, с избытком хватило, чтоб быть занесенным в разряд потенциально неуравновешенных. А доклад о странном -- парапсихологическом, можно сказать -- явлении только усугубил бы ситуацию.

Подобного, насколько они могли судить, не чувствовал больше никто. Интуиция Харриса подсказывала ему, что это -- в своем роде результат связи его с Лорианой крепкими, так сказать, узами сердца, однако то были лишь интуитивные догадки, не подтверждавшиеся ничем конкретным. Происшедшее очень уж отдавало нереальностью, как нельзя более соответствовавшей странной, потусторонней какой-то атмосфере, царившей в исследовательском комплексе и становившейся все более и более привычной и самой по себе разумеющейся -- словно исследователи вовсе позабыли о существовании мира вне комплекса. А внутри этой толстенной бетонной скорлупы постоянный "дневной свет" и неменяющаяся температура воздуха создавали впечатление безвременья, маленького мирка, накрепко изолированного от всей остальной вселенной. Обстоятельства сии, вкупе с постоянным близким соседством коллег, создавало вначале подавленное настроение, а затем всем все стало до лампочки.

Вот если бы это произошло в нормальной, повседневной обстановке, а не в полностью перековерканной эмоциональной атмосфере, царящей в комплексе, Харрис, скорее всего, отказался бы верить своим собственным чувствам. Однако в данный момент он был почти полностью поглощен проектом и той рукотворной средой обитания -да нет, какое уж там "почти"... Как и многие другие, он больше не утруждал себя вылазками наружу ради моциона либо свежего воздуха; все дольше и дольше просиживал он в обзорной, наблюдая тесный, замкнутый крысиный мирок. В нем все крепло и крепло чувство, что надвигается нечто чрезвычайно важное, оно с каждой минутой все ближе и ближе, хотя пока что всегда остается самую чуточку за гранью понимания.

Все же он, хоть и смутно, но отдавал себе отчет в своей нездоровой поглощенности работой и сознавал, что остальные обитатели комплекса грешат тем же. Он вполне мог осмыслить перемены, коим подверглись его интересы, образ жизни -- даже образ мыслей -- под давлением угнетающей атмосферы тесного, переполненного здания.

Конечно, иногда он осознавал, что как раз этого и добивался, что полное растворение в обществе являлось конечной целью, логическим завершением. Порой мелькала мысль о том, что за потерю связи с реальностью и полное -- не просто в качестве стороннего наблюдателя -- включение в безвременье и перенаселенность он заплатит временной потерей способности к рациональному мышлению, а, возможно, и физическим здоровьем...