Андрей Балабуха - Человек человеку — кот

— А каково было ее влияние на имперскую политику, экономику, культуру?

— Ну, некоторые из этих «выдающихся деятелей» — я надеюсь, вы меня понимаете — которые постоянно толклись в Императорском дворце, иногда удостаивались ее особого внимания. Разумеется, те, кого она «отметила», могли рассчитывать на большую заинтересованность, или внимательность, или снисходительное отношение Императора — это кому что было надо. Но хочу вам подчеркнуть, что она ни разу не отреагировала на всякие там приманки в виде запаха и т. п., ее либо интересовал данный носитель разума, либо нет. И здесь ее вердикт был окончательным, задобрить Донну со второго, с третьего раза было невозможно. И, разумеется, она не терпела фамильярности. Ну, знаете, к вам, фелиссианам, очень часто обращались в те годы как-нибудь вроде «у-ти-киси-пуси», или «кис-кис-кис», или «кисонька-лапочка». Не дергайте ушами, вижу, что вспомнили. Так вот, с ее просто непомерным чувством собственного достоинства она, разумеется, подобного не терпела. Обычно она смотрела так, что обращавшийся сам начинал чувствовать себя идиотом, а потом уходил. Ласкать и носить ее на руках мог только один человек — Император, от всех остальных она подобного бы не потерпела. Даже от меня, хотя мне позволялось несколько раз ее погладить.

— То есть вы имеете в виду, что она с самой юности была гордой и самостоятельной фелиссианкой, а не теми позорящими наш род созданиями, выпрашивавшими ласку?

— Это именно так, но это вызвано скорее отличием ее семейного положения. Она стала членом семьи сразу. Мы знали, что она умна, горда, самолюбива и злопамятна, как вы все.

— Нам есть, что помнить. Особенно, правда, это касается кинолэрдов. Какое, кстати, забавное имя у третьего создателя договора!

— Ничего забавного. Форева Джолли Оффлакистрайк — старинное родовое имя тех, кто по роду принадлежит к Спаниэлям. Вы просто редко включаете их в свои семейные объединения, вот они и кажутся вам необычными. Дело привычки, только и всего.

— Не буду спорить, Ваше Величество, в моем семейном кругу в самом деле нет кинолэрдов.

— Вы с ними по-прежнему не слишком уживаетесь?

— А вы думаете, это легко, Ваше Величество? И мы, и они помним Осское побоище.

— Да, как там у вас:

— О, Ваше Величество, Вы помните нашу зимнюю песню скорби!

— Я, вообще, слишком редко забываю, разумный… к сожалению. Когда-то это было необходимостью, но с тех пор, как Император ушел от власти, стало досадной помехой. Но вернемся к Донне. Что еще вас интересует.

— Еще, если позволите, несколько интимный вопрос.

— Задавайте, я уже в том возрасте, когда могу на них отвечать.

— Где Донна Бел-ли'Аддэн избрала себе место для сна?

— Вы все еще пытаетесь меня подловить? Вы думаете: «Вот сейчас она скажет, что на этом кресле, или в этой комнате, или на столе среди бумаг, и я объявлю, что ее все же считали, ну, если не „домашним животным“, то членом семейного круга низшего ранга». Так вот, хоть этот разговор и неофициален, я могу подтвердить официально соблюдением всех протокольных норм, если это потребуется — как и положено младшей жене, она спала на семейной кровати. Предпочитала ложиться в ногах у Императора или вытягиваться рядом с ним. При этом, конечно, старалась сохранять прикосновение к телу. Такие подробности вас устроят? И не надо пытаться так гневно на меня смотреть, вам до нее далеко, а мы с ней частенько мерились взглядами.

— И кто побеждал?

— О, у нас хватало ума не выяснять это окончательно. Тактичный способ прервать поединок есть всегда.

— То есть нельзя сказать, что Вы с ней жили, как сейчас говорят, «душа в душу»?

— Разумеется, нет. И она, и (смею надеяться) я были достаточно сильными личностями. Мы подстраивались под семью, мы были тактичны в отношении к Императору, но подлизываться еще и друг к другу — это уже чересчур, согласитесь. Впрочем, так было по молодости. После аранской катастрофы все изменилось.

— О-о! Ваше Величество имеет в виду то самое знаменитое аранское покушение, которое возглавил один из подвидов Орнитэллы?

— Да, именно его, хотя в те времена в целях сохранения столь хрупкого мира и согласия его было принято называть катастрофой. Именно тогда Донна резко изменила их планы, согнав основного исполнителя приговора с мундира Императора. Орнитэллы тогда не считались даже ограниченно-разумными, в них никто не видел опасности, и многие гости явились на тот прием со своими питомцами.