Роберт Уилсон - Вихрь

— Обязательно его привязывать? — спросил я, оглянувшись.

Вокские эскулапы пошушукались, потом Оскар ответил за них еле слышным шепотом:

— Боюсь, что да, для его же безопасности. На этой стадии выздоровления он легко может причинить вред самому себе.

— Не возражаешь, если я побуду подольше?

Вопрос предназначался Айзеку, но Оскар подставил мне табурет. Когда я сел, глаза Айзека взволнованно завращались, пока не уперлись в меня. На его бледном лице появилось не то тревожное, не то облегченное выражение.

— Можешь молчать, — сказал я ему, и он задрожал, словно хотел вырваться.

— Он хорошо реагирует на звук вашего голоса, — сказал один из врачей.

И я заговорил. Я говорил с Айзеком около часа, принимая его кряхтение за поощрение. Я не был уверен, понимает ли он, что такое Вокс и как он здесь очутился, поэтому мой рассказ был об этом. Я рассказал ему о том, как в пустыне на Экватории Арка Времени прошлась по нам, и как через десять тысяч лет мы перенеслись на Вокс. Теперь, продолжал я, мы опять на Земле, где у Вокса есть кое-какие дела, вот только Земля за многие столетия нашего отсутствия изрядно изменилась к худшему.

У меня было ощущение, что Оскару этот мой рассказ не по нраву. Наверное, он рассчитывал познакомить Айзека с Воксом по-своему, своими словами. Но врачей радовала физическая реакция Айзека, а Оскару не хотелось снова его разозлить.

Аудиенцию свернул сам Айзек. Его взор затуманился, вид сделался сонный.

— Не хочу тебя утомлять, — сказал я ему. — Какое-то время меня не будет, но скоро я опять тебя навещу, даю слово.

Я встал. Вот тут-то Айзек и затрясся. Это была уже не просто дрожь, а нешуточные конвульсии: голова моталась из стороны в сторону, глаза вылезали из орбит из- под тонких, как папиросная бумага, век. К нему бросились доктора, я отшатнулся.

— Турк! — крикнул он, брызжа слюной.

Крикнул — и одеревенел. Глаза закатились, остались одни белки. Потом губы, язык и челюсть опять пришли в движение, и раздались отчетливые английские слова:

— Грандиозно! Триллионы компонентов, разбросанных по всей галактике! Они знают, что мы здесь, и движутся нам навстречу.

То же самое говорил мне раньше Оскар! Я покосился на него. Его бледность соперничала сейчас с бледностью Айзека.

— Турк! — еще раз крикнул Айзек.

Один из медиков приставил к его шее серебристую трубку. Он обмяк и откинулся на шезлонг с закрытыми глазами, а главный врач бросил на меня не нуждавшийся в переводе взгляд. Я должен был немедленно выйти вон.

В утро начала экспедиции мы поднялись на башню, и Эллисон проводила меня на взлетную площадку. Ее защищал от отравленного воздуха прозрачный осмотический фильтр. Вокруг нас сновали солдаты, разбиравшие разложенное на площадке снаряжение. Мимо проплывали просвеченные солнцем зловещие облака цвета охры.

На прощанье Эллисон крепко меня обняла.

— Возвращайся, — сказала она и добавила на ухо, шепотом: — Быстрее!

Даже это было рискованно. Она, наверное, понадеялась, что Сеть ее не услышит, а даже если услышит, то примет это словечко за мольбу женщины к мужчине, которого она боится потерять. Но она имела в виду совсем другое: «Надо действовать быстрее, иначе мы лишимся наилучшего шанса на бегство. Нас могут в любой момент разоблачить».

— Обязательно, — прошептал я в ответ, имея в виду «я знаю».

Сандра дозвонилась до Боуза только в половине одиннадцатого. Выслушав ее, он велел ей сидеть и ждать, пообещав быстро примчаться. Прошло меньше получаса, а он уже звонил ей снизу. Она впустила его в подъезд и напряженно ждала, пока поднимется кабина лифта, пока он постучит в дверь. Отодвинула задвижку, распахнула дверь.

На нем была не форма, а джинсы и белая футболка. Он извинился, что не сразу ответил на ее звонок. Она предложила ему кофе, специально сваренный к его приходу, но он помотал головой.

— Лучше расскажи, что сказал этот человек. Как можно ближе к тексту.

Звонивший говорил хрипло, чуть в нос, она приняла его за старика. Ее больше всего напугала его оскорбительная фамильярность. Он назвал себя «тем, кому небезразличны ее интересы», но она поняла его в точности наоборот.

«Речь о Кайле? Что с ним?»

«С ним все по-прежнему, не лучше и не хуже обычного, — прозвучало в трубке. — Повреждение мозга? Понятно, почему он сделался овощем и проведет всю жизнь взаперти».

«Назовите себя, иначе я прекращаю разговор».