Юрий Брайдер - Хозяева Острога

Когда нужда в девице отпала, Темняк отшвырнул её прочь, а затем, давая выход ярости, в клочья изорвал и изрезал все наряды. Каре подверглось и орудие преступления — он изломал нож, раз за разом вставляя его укорачивающееся лезвие в щель между плитами пола.

— Теперь всё в порядке, — сказал он, переводя дух. — Ядовитая змея осталась без жала.

— Без кого вы там остались? — поинтересовался через дверь Бадюг, уже вернувшийся обратно. — Без жара? Так я сейчас очаг разожгу. Можно будет лепешки испечь.

— Попозже, — ответил Темняк. — Сначала нужно кое-кого в муку истолочь.

Чечава, позабывшая свой прежний стыд, голышом уселась на обломки ложа и стала слизывать кровь с разбитых пальцев. Глаз её не было видно под упавшими на лицо волосами.

— Как хоть у тебя получилось? — участливо поинтересовалась она. — Хорошо?

— Просто замечательно, — признался Темняк. — Что-то похожее я ощущал только однажды, совокупляясь с предводительницей варварского племени, у которого находился в плену. Происходило это в двух шагах от жертвенного костра, на котором меня должны были изжарить, а сама она была страшнее обезьяны.

— Не вижу ничего общего, — заметила Чечава, поигрывая своими роскошными, хотя и слегка пострадавшими в схватке грудями.

— В обоих случаях жизнь моя висела на волоске. Это, наверное, и обостряло все ощущения.

— Тогда давай продолжим… Пока ощущения не притупились.

— Нет. Как говорится, спасибо и за это.

— Ты меня убьёшь?

— Не мешало бы… Тот, кто превращает любовь в орудие преступления, виноват вдвойне. Но в преддверии великого события марать руки кровью женщины как-то не пристало. Ты желала мне смерти из собственных побуждений?

— Нет, меня наняли.

— Что тебе пообещали?

— Много всякого, — она взмахнула руками, как бы принимая в них что-то необъятное. — На всю жизнь хватило бы.

— Кто они такие?

— Я с ними кисель не пила и в одной постели не валялась. Знаю, что они выдают себя за поборников покоя острожан. Дескать, если мы будем сидеть тихо, с нами ничего не случится.

— Лизоблюды, — пробормотал Темняк. — Достали, сволочи… О чем они ещё говорили?

— Говорили, что это дело, — она чиркнула себя ладонью по горлу, — следует закончить ещё до того, как ты доберёшься до Бойла. В противном случае надо будет устроить так, чтобы на Бойле тебя даже никто пальцем не тронул. По-моему, чепуха какая-то… При чем здесь Бойло?

— Здесь я опасен живой, а на Бойле мертвый… Впрочем, тебя это не касается, — поморщился Темняк. — Ты лучше о себе подумай.

— Только это и делаю. Ну как, скажи пожалуйста, я могла так опростоволоситься? Ведь наверняка, кажется, била! То ли ты заговоренный, то ли у тебя шкура твердокаменная.

— У тебя нож тупой, — буркнул Темняк. — А теперь слушай приговор…

— Я готова, миленький! — Чечава опустилась на колени, приняв позу, одинаково удобную и для любви, и для смерти.

— Убивать я тебя не хочу, — сказал Темняк, стараясь не смотреть на обвиняемую, демонстративно повиливающую задом. — Но и помиловать не могу. Будем считать, что тебе предоставлена отсрочка.

— Надолго? — глядя на него снизу вверх, поинтересовалась Чечава.

— Это будет зависеть от твоего поведения… А сейчас уходи. Но только не домой. Затаись где-нибудь на время. Если лизоблюды перехватят тебя по пути, скажи, что колола меня ножом до тех пор, пока он не сломался о мои ребра. Дальнейшее тебе якобы неизвестно. Дескать, и так еле ноги унесла.

— Как же я пойду? — Чечава, оставаясь на четвереньках, принялась перебирать обрывки своего некогда роскошного наряда. — Ничего целенького не осталось… Хоть одеяло какое-нибудь дай.

Сняв с двери засов, Темняк крикнул:

— Бадюг! Наша гостья уходит.

— Скатертью дорога, — отозвался тот.

— Найди для неё какую-нибудь одежду.

— А что тут случилось? — Бадюг заглянул в дверь. — Ни фига себе! Горячая у вас любовь состоялась… На такую любовь нарядов не напасёшься.

— Да что ты, хмырь кособокий, понимаешь! — Чечава выпрямилась, представ во всей своей ничем не прикрытой красе. — Нет ничего в жизни дороже горячей любви!

— То-то тебе от этой любви всю морду перекосило, — заметил Бадюг. — Да и сиськи в синяках. Дней пять, поди, отлеживаться будешь.

— Ещё чего! Сегодня вечером я приглашена в очень даже приличную компанию… Ты мне дашь одеться или пялиться будешь!

— Сейчас, сейчас, — Бадюг ненадолго отлучился и вернулся с просторной накидкой, употреблявшейся Сторожами в ночное время. — В самый раз будет… Пошли. Чтобы люди в очереди не пугались, я тебя через другую дверь выпущу.