Юрий Брайдер - Враг за Гималаями

— Боже упаси! Об этом никогда и речи не было. Профессор весьма честолюбивый человек. По-хорошему честолюбивый, прошу это заметить. В свое время многие его открытия по известным причинам были засекречены, а когда наступила гласность, он уже утратил на них приоритет. Возможно. Наметкин был его последней крупной ставкой. Успех эксперимента, суть которого мне неизвестна, обеспечил бы ему мировое признание…

— Или мировую власть. Вам не приходило в голову, что Наметкин для профессора Котяры то же самое, что гиперболоид для инженера Гарина. То есть некий вид абсолютного оружия.

— Вы простите, но так может рассуждать только дилетант. — Шкурдюк мог стерпеть любую личную обиду, но к доброму имени шефа относился трепетно. — Вы не знаете психологию медиков! Если каждый человек — отдельный мир, то врач — властелин миров по самой своей природе. Это вы поймете, когда окажетесь на операционном столе. Вы узрите господа бога в марлевой маске на лице и со скальпелем в руках.

— Смею нас заверить, гражданин Шкурдюк, что представителям моей профессии тоже случается брать на себя функции всевышнего. Свобода или неволя — выбор не менее суровый, чем жизнь или смерть. Это вы поймете, когда окажетесь на нарах. Поэтому не надо становиться в позу оскорбленной невинности, а тем более закатывать истерику. О видах профессора Котяры на мировое господство я говорил в чисто теоретическом плане. Его личных моральных качеств, а тем более престижа всей врачебной братии я и словом не коснулся.

— Извините, наверное, я вас не так понял.

— Будем считать, что мы не поняли друг друга взаимно… Вы лучше мне вот что скажите: профессор Котяра продолжал работать с Наметкиным и после того, как пациент впал в кому?

— Первое время чуть ли не каждую ночь. Потом, правда, немного поостыл… Но, в общем-то, кома была для Наметкина нормальным состоянием. Но на столь долгий срок, как в последний раз, он в нее никогда не впадал.

— Как отнеслись к смерти Наметкина в клинике?

— По-разному. В основном безучастно. Для нас это явление обыденное. Но были, конечно, и злопыхатели. К любимчикам сильных мира сего простой народ всегда относился пристрастно.

— Профессор сильно переживал?

— Сначала пришел в бешенство и чуть было не уволил меня. Ведь это именно я отвечаю за охрану. Полдня просидел, запершись в кабинете, и все время звонил куда-то. А потом, похоже, ему пришла в голову какая-то конструктивная идея.

— И после этого вы посетили учреждение, в котором я числюсь на службе?

— Да. — Шкурдюк, к этому времени уже немного осмелевший, вновь потупился.

— Он назвал мою фамилию заранее?

— Да.

В каком контексте?Положительном? Отрицательном?

— Сейчас уже трудно вспомнить… По-моему, Котяра о вас хорошо отозвался. Сказал, что расследованием займется толковый и опытный человек. Знаток своего дела.

— И все?

— Велел помогать вам… — красноречие, прежде так свойственное Шкурдюку, внезапно покинуло его.

— Помогать, стало быть… — повторил Донцов. — А заодно не болтать ничего лишнего и фиксировать каждый мой шаг.

— Зачем же так категорично… Вы войдите в положение профессора. Чужой человек будет рыться в нашем грязном белье. Не каждому это понравится.

— Что еще было сказано? — настаивал Донцов. — Касающееся лично меня? Не как следователя, а как человека со всеми его слабостями? Выкладывайте!

— В общем-то, я сам затронул эту тему. — Шкурдюк не находил места ни своим рукам, ни глазам. — Сказал, что утечка информации неизбежна. Многое может вскрыться до времени. Дескать, сейчас, когда исследования не закончены, нам лишняя реклама ни к чему. Нельзя давать повод для сенсации. Ну и так далее. Профессор меня успокоил. По его словам, причины для беспокойства отсутствовали. Он якобы отнесся к выбору следователя очень тщательно. Такой и захочет, да не подведет. Это про вас… Потом профессор сказал какой-то афоризм… Дайте вспомнить… Все люди смертны, но некоторые смертны в гораздо большей степени… Кажется, так…

— «Человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что иногда он внезапно смертен, вот в чем фокус», — поправил его Донцов. — С чего,бы это профессор психиатрии стал цитировать профессора черной магии? Не оттого ли, что сам вступил на его скользкий путь?

— Признаться, я вас не совсем понимаю…

— И поделом! Я вас целую неделю не понимал. За дурачка меня держали. Надеялись, что я и убийство раскрою, и все ваши тайны с собой в могилу унесу.