Юрий Брайдер - Враг за Гималаями

— Начальник автослужбы послал однажды в поликлинику, — вздохнул водитель.

— И какой же диагноз там поставили?

— Да никакой! Я в лаборатории уснул, когда кровь из пальца сдавал. Вечером уборщица прошнала.

Несмотря на свой загадочный недуг, с машиной он управлялся весьма уверенно, и город, не в пример другим милиционерам-водителям, знал досконально. Причину этого сам он видел в здоровом сне, снимавшем не только усталость, но и все негативные эмоции, плохо влияющие на память.

— Я если в каком-нибудь месте хоть однажды побывал, потом его с закрытыми глазами найду. — похвастался он. подруливая к дому, в котором жил Шкурдюк. — Вас ждать?

— Не помешало бы. Да боюсь, что наш дежурный с ума сойдет. Мнительный тип.

— Что есть, то есть, — согласился водитель. — Однажды я ему сигареты не той марки купил. Так он меня потом целый месяц пилил… Да ладно, не пропадете. Ведь не на полюсе живем. Какой-нибудь транспорт обязательно подвернется.

— И я так думаю… Скажи, ты капитана Цимбаларя знаешь?

— Кто же его не знает!

— Попрощайся с ним завтра от моего имени, хорошо?

— А вы сами что же? Или в отпуск собираетесь?

— Да… Давно уже собираюсь. — Донцов вылез из машины и первым делом уставился в ночное небо, словно бы пытаясь отыскать там злополучную планету Нептун, под знаком которой его угораздило родиться.

Едва открыв дверь, Шкурдюк сразу же попытался перейти к активным действиям, выдвигая в свою защиту довольно весомые аргументы, среди которых были и презумпция невиновности, и конституционные права граждан, и прокурорский надзор, и обязательное присутствие адвоката, и многое другое, но Донцов, прекрасно знавший подобный тип людей, унял его одним — единственным словом, правда, сказанным с соответствующей интонацией:

— Засохни!

Мнительный Алексей Игнатьевич сразу решил, что столь бесцеремонное обращение допускается только с заведомо обреченными людьми, а стало быть, следователь располагает чем-то более веским, чем голословные обвинения (ордером на арест, например), и сразу сник. Нет на свете людей, которые не ощущают за собой хотя бы маленькой вины.

Робко присев на краешек своего собственного стула, он молвил:

— И все же вы не правы… Я в жизни мухи не обидел. Грубым словом никого не задел…

— Какое указание дал вам профессор Котяра, когда на стене третьего корпуса клиники появился вот этот знак? — Донцов помахал фотографией, на которой был запечатлен личный вензель Олега Наметкина. — Неужели забыли? Что-то не верится. Вы ведь буквально боготворите своего шефа. Хорошо, я освежу вашу память. Котяра запретил удалять этот знак, хотя причин своего весьма странного решения не объяснил. Разве не так?

— Так. — выдавил из себя Шкурдюк. — Но разве это преступление?

— А разве нет? Тогда те, кто накануне Варфоломеевской ночи метили крестами дома гугенотов, тоже могут считать себя невинными овечками. Этот символ, намалеванный под окном палаты Наметкина, имел вполне определенное значение. Он как бы зазывал убийц, и те не преминули явиться… Что еще сказал вам тогда Котяра? Или мне опять напомнить?

— Господи, какие страсти… — Шкурдюк поежился. — Он попросил меня следить за всеми, кто заинтересуется знаком. В первую очередь за людьми неадекватного поведения, ранее к клинике отношения не имевшими.

— Ну и чем ваша слежка закончилась?

— Честно сказать, ничем. Сначала все косились на этот знак, а потом просто перестали замечать.

— Ворон вы преследовали по собственной инициативе? Без какой-либо задней мысли?

— Просто не люблю я их. И крыс тоже не люблю.

— Вы знали об особом статусе Олега Наметкина?

— Знал кое-что.

— А если конкретнее?

— Я не врач, а хозяйственник. Отсюда и моя информация… Средств на Наметкина уходило гораздо больше, чем на любого другого пациента. Для него приобреталось новейшее оборудование, приглашались консультанты из-за рубежа. Профессор возлагал на Наметкина очень большие надежды.

— Какие именно? Ведь, как я понимаю, Наметкин был психически здоров, а паралитиками ваша клиника не занимается.

— Трудно судить о том, в чем я не подкован… Эксперименты с Наметкиным попахивали какой-то, простите за выражение, чертовщиной. То, что пациент лежал без сознания в палате, еще ничего не значило. В то же самое время он мог находиться в другом месте, причем в совершенно ином облике. И даже инкогнито явиться в клинику…

— Чтобы убить настоящего Наметкина. — добавил Донцов.